Гейдель пристально всмотрелся в ее крохотное личико — черные глаза под черными бровями, галактика сверкающих веснушек. В лице этом было больше красок жизни, чем тридцать шесть часов назад, когда лечение только началось. Дыхание девочки стало свободнее, она могла уже сидеть, обложившись подушками, и подолгу разговаривать. Температура упала, кровяное давление стабилизировалось. Она стала даже проявлять любопытство, столь естественное для ребенка ее возраста. Гейдель считал, что потрудился не напрасно, и не вспоминал о девяти могилах и о других, на других планетах.
— …Мне так хочется побывать на Клаане, — говорила она, — увидеть ее голубое солнце и одиннадцать лун…
— У тебя вся жизнь впереди, — > ответил Гейдель, но, попробовав заглянуть вперед, он не смог увидеть ее иначе, как замужем за каким-нибудь местным парнем, домохозяйкой в Италбаре на все дни своей вновь обретенной жизни. Только оранжевый камешек останется, чтобы напомнить ей о детских мечтах. Ну что ж, могло быть и хуже, подумал Гейдель, вспомнив ночь, проведенную на холме над городом. Вряд ли кто будет возражать против того, чтобы кончить свои дни в таком приятном городе, как Италбар…
В палату вошел доктор Хелман, кивнул в знак приветствия, схватил девочку за левое запястье и уставился на свой хроно.
— Ты волнуешься, Люси? — заявил он, опуская запястье на одеяло. — Наверное, мистер X. перевозбудил тебя рассказами о своих приключениях.
— Нет, нет! — воскликнула она. — Мне так нравится слушать его! Смотри, какой камень он подарил мне с Клааны! Там голубое солнце и одиннадцать лун! Этот камушек принесет мне счастье! Люди там живут в море…
Доктор посмотрел на камень.
— Красивый…
- Почему Хелман не улыбается? — спросил себя Гейдель. — Я бы на его месте прыгал от радости.
Гейдель собрал остальные камешки и сложил их в сумку с монограммой.
— Вот и пришла мне пора уходить, Люси. Я счастлив, потому что ты выздоравливаешь. Если мы больше не увидимся, знай, что мне было очень интересно поговорить с тобой… Будь хорошей девочкой.
Он встал и вместе с доктором Хелманом направился к двери.
— Но ты вернешься? — крикнула Люси, и глаза ее широко раскрылись. — Ведь ты придешь еще, правда?
— Я еще не знаю, — ответил ей Гейдель. — Там видно будет…
— Приходи… — закрыв за собой дверь в палату, Гейдель не расслышал конца фразы.
— Удивительно! — произнес Хелман. — Я просто не верю своим глазам.
— Как остальные?
— У всех, кого вы навестили, положение или стабилизировалось, или стало чуть получше. Интересно, в чем же все-таки здесь дело… Кстати, ваша кровь, по утверждению лаборатории, — еще большая мешанина, чем казалось тем, кто исследовал ее раньше. Им хотелось бы взять побольше ее образцов и отправить на дальнейшее исследование в Ландсенд.
— Нет! — отрезал Гейдель. — Я знаю, что такое моя кровь, и, послав ее в Ландсенд, невозможно узнать о ней что-нибудь новое. Если они все-таки заинтересуются, пусть запросят компьютер Панопат на СЭЛе. Кровь мою исследовали сотни раз, и никто не осмелился сделать никаких определенных выводов… И не забывайте, что скоро она снова станет смертельно опасной. Мне пора уходить.
Беседуя, двое мужчин подошли к лифту.
— Этот «баланс», о котором вы говорите, — сказал доктор Хелман, — …ничего подобного просто не может быть! По вашим рассказам, патогены формируются в батальоны, сражаются друг с другом, а потом вдруг подписывают перемирие на определенный срок, который никто из них не нарушает! Человеческий организм просто не может функционировать подобным образом!
— Знаю, — ответил Гейдель, входя в лифт, — это всего лишь аналогия, и, как я уже говорил, хоть я доктор, но не медицины. Я придумал простые, прагматические термины для объяснения происходящего со мной, а вы уж интерпретируйте их, как заблагорассудится. Кроме меня, в мире нет экспертов по этому вопросу.
Лифт опустил их на нижний этаж.
— Зайдем ко мне в кабинет? — предложил Хелман. — Вы покидаете нас, и я знаю, куда и когда прилетит аэрокар. Очевидно, вам хочется уйти в холмы и претерпеть очередную кому. Мне хотелось бы понаблюдать и…
— Нет! — отрезал Гейдель. — Об этом не может быть и речи! Я никому не разрешаю приближаться ко мне в такие моменты. Это слишком опасно.
— Мы могли бы изолировать…
— Нет, и еще раз нет. На моей совести и так слишком много напрасных смертей. То, что сделано мной в Италбаре, — слабая попытка хоть как-то расплатиться за них. Я не могу сознательно рисковать жизнью людей, пусть даже профессионально подготовленных для того, чтобы, рисковать ею. Поймите меня правильно — сколь бы ни были адекватны меры предосторожности, всегда может что-то сломаться, испортиться…
Хелман слегка пожал плечами.
— Если вы когда-нибудь передумаете, мне хотелось бы возглавить эту работу.
— Спасибо… Мне пора.
Хелман пожал ему руку.
— Спасибо за все. Боги смилостивились над нами.
Скорее, над твоими пациентами, подумал Гейдель и сказал:
— Желаю удачи, доктор.
Он вышел в холл.
— …Благословят вас! — воскликнула женщина. — Пусть боги благословят вас!!!
Когда Гейдель проходил мимо, она схватила его за руку. Мать Люси.
— С ней теперь все в порядке, — ответил Гейдель. — Очаровательная девчушка.
Пока женщина держалась за левую руку Гейделя, правую энергично тряс изможденного вида мужчина в широких брюках и свитере. Его морщинистое лицо расплылось от улыбки, обнажившей ряд неровных зубов.
— Огромное вам спасибо, мистер X! — говорил он. Ладонь его была липкой от пота. — Мы молились в каждой церкви города, мы и все наши друзья… Молитвы наши были услышаны! Пусть все до единого боги благословят вас! Вы не откажетесь поужинать с нами сегодня?
— Спасибо, но у меня совершенно нет времени… до того, как за мной прилетят, мне необходимо кое-что сделать…
Когда Гейдель отбился наконец от них, он увидел, что больничный холл заполнен большой толпой. Среди гула голосов он услышал многократно повторяемое «мистер X».
— Как вы сделали это, мистер X? — доносилось с пяти сторон одновременно. — Можно взять у вас автограф?.. У моего брата аллергия, не могли бы вы?.. Мне хотелось бы попросить вас присутствовать сегодня на. службе, мистер X. Моя паства… Сэр, не скажете ли вы что-нибудь для местной прессы?
— Ради всего святого! — взмолился он, глядя в лица и объективы. — Мне НУЖНО идти! Мне очень лестно такое внимание, но мне НЕЧЕГО сказать! Пожалуйста, пропустите меня!
Холл уже заполнился, и входная дверь не закрывалась под напором рвущихся внутрь тел. Люди поднимали детей повыше, чтобы те рассмотрели новоявленного святого получше. Гейдель глянул на вешалку, и увидел, что посох его исчез; глянул через окно на улицу, и увидел, что толпа собирается уже и перед больницей.
— …Мистер X, я пекла их сама… Я отвезу вас, куда угодно!.. Каким именно богам вы молитесь, сэр? Эта проклятая аллергия!..
Гейдель отошел к столу и нагнулся к сидевшей за ним женщине.
— Меня не предупредили… — начал было он.
— Мы и сами не ожидали! Они собрались буквально в считанные минуты. Возвращайтесь в коридор, а я скажу им, что внутрь никому нельзя. Сейчас кто-нибудь проводит вас к служебному входу.
— Спасибо.
Он скрылся за указанной дверью, приветливо помахивая рукой и улыбаясь людям. Толпа издала громкий вопль — комбинацию «X!» и «Ура!»
Гейдель постоял немного в коридоре, потом появился санитар и отвел его к задней двери.
— Разрешите подвезти вас? — попросил санитар. — Если толпа опять узнает вас, люди пойдут следом и будут досаждать…
— Хорошо, — согласился Гейдель. — Подбросьте меня несколько кварталов в направлении холмов.
— Я могу довезти вас до самого их подножия, сэр. Это сэкономит уйму времени.
— Спасибо, но мне нужно кое-чем запастись в дорогу и поесть чего-нибудь горячего. Вам известно такое заведение в том направлении?
— И не одно. Я высажу вас у маленького магазинчика на тихой улочке. Там вас никто не побеспокоит… Вот моя машина, — показал он.
Без всяких затруднений они достигли рекомендованного санитаром места — пахнущего стариной крохотного магазинчика с деревянными полами и увешанными деревянными полками деревянными стенами. Посетители кормились в крохотной задней комнатке. Но одно обстоятельство все-таки расстроило Гейделя. Когда машина остановилась, санитар вытащил из-под рубашки амулет на цепочке — зеленую ящерку с выложенной по хребту серебряной полосой.