Еще камень. Гейдель упал, но на этот раз не смог быстро подняться. Он почувствовал несколько пинков, и кто-то плюнул ему в лицо.
— Убийца!!!
— Ради бога… Выслушайте меня! Я все объясню!
— Твое место в аду!
Гейдель дополз до стены, и толпа сгрудилась вокруг него.
Пинки, плевки, камни.
— Пожалуйста… Я сейчас совершенно чист!
— Мерзавец!
Тут пришла ярость. Они не имели никакого права ИСПОЛЬЗОВАТЬ его. Он явился в их город с благороднейшей целью. Сколько трудностей он преодолел, пока добрался до Италбара! И вот, осыпаемый проклятиями, он истекает кровью на улице Италбара. Кто они такие, чтобы судить его? Злоба овладела всем его существом, и он подумал, что будь это в его власти, он раздавил бы их всех.
Ненависть — чувство, доселе почти неизвестное Гейделю, наполнила его мозг холодным огнем. Зачем нужна была ему последняя катарсис-кома?
Пинки, камни.
Гейдель закрыл локтями живот, ладонями — лицо и терпел.
— Вы уж лучше убейте меня, — сказал он себе. — Потому что, если вы оставите мне жизнь, я вернусь.
Когда в последний раз испытывал он ненависть? Он не хотел вспоминать, но память вернулась.
Храм. Странтрианская часовня. Да, там было что-то сродни ненависти… Нет, именно ненависть! Удивительно, что он не понял этого еще тогда…
Гейделю сломали ребра, вывихнули правое колено, выбили несколько зубов. Кровь и пот заливали глаза. Толпа не расходилась, и он не понял, в какой именно момент времени прекратилось избиение.
Наверное, им показалось, что Гейдель мертв, потому что он лежал совершенно неподвижно. А может быть, они просто устали, или устыдились. Он так никогда и не узнал этого.
Скорчившись, он лежал на тротуаре, лицом к стене, которая так и не раздалась, чтобы дать ему убежище. Он был один.
Слышались отдаленные голоса, шарканье ног.
Он закашлялся и выплюнул кровь.
Ладно, подумал он. Вы хотели убить меня и полагаете, что достигли своей цели. Но вы ошиблись. Я все еще жив. Не просите у меня ни прощения, ни милости. На этот раз вы ошиблись.
Гейдель потерял сознание.
Дождь, тихо падающий на лицо, привел Гейделя в чувство. Полдень уже наступил. Каким-то образом он оказался в боковой аллее. Он не помнил, как полз, но ясно было, что никто не помогал ему.
Сознание снова покинуло Гейделя, а когда оно вернулось, небо уже почернело.
Он весь промок, а дождь не прекращался… Он облизнул губы.
Сколько прошло времени? Гейдель подтянул запястье к глазам, но хроно, естественно, разбился. Тело же его говорило о том, что прошли века.
Ладно.
Они били его.
Ладно.
Он сплюнул и постарался рассмотреть, не кровь ли растворяется в луже.
Да вы знаете, кто я такой?
Я пришел к вам, чтобы помочь. И ведь помог. А если я, помогая, явился причиной нескольких смертей, неужели вы думаете, что я сделал это намеренно?
Нет?
Тогда ПОЧЕМУ?
Я знаю.
Мы делаем что-то, потому что ЧУВСТВУЕМ, что иначе нельзя. Эмоции, благородные порывы иногда увлекают нас. Как меня, например…
Наверное, я заразил не одного из тех, с кем встречался.
Но умирать… Неужели я способен умертвить другое человеческое существо?
Нет. До сегодняшнего дня — нет.
Но вы показали мне изнанку жизни.
У меня тоже есть чувства, но теперь они текут по другому руслу. Вы избили меня до полусмерти, а ведь я хотел только добраться до аэропорта.
Ладно.
Я стал вашим врагом. Посмотрим, умеете ли вы умирать столь же бесшабашно, как и убивать.
ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ ОБО МНЕ?
Я — ХОДЯЧАЯ СМЕРТЬ.
ПОКОНЧИЛИ СО МНОЙ?
ОШИБАЕТЕСЬ.
Я ПРИШЕЛ ПОМОЧЬ.
Я ОСТАНУСЬ УБИВАТЬ!
Много часов лежал Гейдель под дождем, прежде чем смог подняться на ноги.
Доктор Пелс размышлял о нависшем над ним мире.
У них оказалось кое-что для него. Они навели его на след.
Дейбианская лихорадка. Вот с чего все началось. Вот что выведет его на человека, обозначенного «X». И теперь, когда ночь без конца, включающая дни без счета, текла вокруг него, другие мысли приходили и уходили, задерживаясь, оставаясь.
Х.Х.Х.
X — больше, чем ключ к МВАЛАХАРАН КХУРР… Само присутствие X вылечивало большинство болезней.
Не это ли настоящая причина того, спросил себя доктор Пелс, что я пренебрег результатами двадцатилетнего труда и предпочел именно этот подход? X не может жить вечно, а я могу — вот так. Не изменяю ли я в данном случае благородным идеалам науки?
Он подготовил свой «Би Колли» к подпространственным прыжкам. Потом перечитал последние записи.
Мелодия «Смерть и преображение» обволакивала его своими звуками.
Гейдель проснулся. Он лежал в канаве. Поблизости никого не было. Утро еще не наступило. Земля была сырой, кое-где — грязные лужи. Но дождь кончился.
Он прополз немного, встал на ноги, покачнулся.
И пошел вперед, к летному полю, куда шел раньше. Он хорошо помнил его расположение — видел, когда прогуливался по городу в тот день, когда отдал на анализ свою кровь… когда же это было?
Дотащившись до проволочной ограды, он поискал глазами сарай, замеченный им раньше.
Вот он…
Сарай оказался незапертым, а внутри нашелся теплый угол. В углу этом валялись тряпки, прикрывавшие ранее что-то неизвестное. Тряпки были пыльные, но это не имело значения, пыль или не пыль — он и так кашлял.
Еще пара дней, сказал себе Гейдель. Пусть начнут затягиваться раны.
Малакар следил за новостями. Он включил радио, послушал, выключил. Обдумал их, переварил, включил радио снова.
«Персей» проскочил систему солнц…
Он задремал, слушая сводки погоды со ста двадцати планет. Новости утомили его. В дремотном состоянии он поразмышлял немного о сексе, не прислушиваясь к программе с Прурии.
Он несся вперед. Корабль шел в режиме гипердрайва и будет идти так, пока не доберется до дома.
— Мы сделали это, — сказал Шинд.
— Сделали, — ответил Малакар.
— А мертвые?
— Когда сядем в родном порту, сделаем зарубки на палочках.
Шинд не ответил.
Глава 2
В самой высокой башне самого большого некогда космопорта сидел он, человек, восставший против Империи.
Идиотизм? — спросил он себя. Нет, потому что за мной бессмысленно охотиться.
Глядя вниз, на океан, ставший на секунду видимым, он охватил мысленным взглядом все бушующие мили расстояния, лежащие за Манхэттенской Цитаделью — его домом.
Могло быть и хуже.
Хуже?
В порту пусто, и ты бессмысленно сучишь пальцами… Глядя на воды, он следил, как гигантский клуб дыма затмевает их, подобно раскрывающемуся вееру.
Когда-нибудь, может быть…
Доктор Малакар Майлс был единственным обитателем Земли, ее монархом, властелином. Никому другому Земля была просто не нужна.
Он смотрел вниз. Сферическое окно открывало ему вид на половину того, что осталось от Манхэттена.
Дымок превратился в огромное облако, и зеркало, установленное под нижним углом, показало Малакару оранжевое пламя.
Оно сверкало.
Его экраны поглотили сверканье.
Оно горело, оно излучало радиацию.
Экраны поглотили и это тоже.
Были времена, когда он обращал внимание на такие мелочи.
Он посмотрел вверх и увидел мертвую луну в первой четверти.
Малакар ждал три секунды, десять.
Появился корабль, и он вздохнул.
— Моему брату плохо, — сказал Шинд. — Ты дашь ему еще лекарства?
— Да.
— А вот этого надо было ожидать. Берегись.
Перед тем как уйти в лабораторию, Малакар еще раз посмотрел на го, что было когда-то сердцем Нью-Йорка. Ненасытные серебристые лианы с длинными, жесткими листьями обмотали нижние этажи убитых зданий. Дым исчернил их, иссушил. Но они продолжали расти. Малакар видел, как они растут. Человек уже не мог жить в этих кирпичных каньонах.