— Не ослабляй внимания.
— Подождите! Что-то… что-то…
— Что?!
— Шар… это каким-то образом связано с шардм…
— С каким? С тем, который мы сделали?
— Нет, этот шар — только предлог, он успокоился, и мозг его спокойно странствует. Шар… другой шар, другой…
— На что он похож?
— Большой, на фоне звезд. Внутри…
— Что?
— Человек. Человек мертв, но двигается. Вокруг него много всякого медицинского оборудования. Шар — звездолет… Би Колли…
— Пелс. Мертвый доктор. Экзопатолог. Я читал его статьи. Ну и что?
— Для Морвина — ничего, но образ уже ушел, и снова возникли клубящиеся мысли. Тут есть кое-что для меня… то, что мне снилось. О чем я предупреждал тебя… те самые новости, или что-то, с ними связанное.
— Я узнаю, что это такое.
— Только не от Морвина, он сам ничего не знает. Мысли Морвина говорят только о том, что существует некоторая информация, которую можно получить вместе с новостями о Пелсе… Я… Капитан, простит меня! Я оказался невольным их пособником! Это как в моем сне, несколько недель назад. Путь к трагедии пролегает не через Морвина… через Пелса! Лучше бы я промолчал! Избегайте всего, что связано с мертвым доктором!
— Странно. Совершенно непонятный поворот событий… Но мы раздобудем нужную информацию и осмыслим ее позже. Давай теперь займемся нашим «сном».
— Подождите, капитан. Не будет никакого «позже». Гоните Пелса из мыслей и никогда не вспоминайте о нем!
— Не сейчас, Шинд. Помоги мне покопаться в воспоминаниях твоего брата.
— Хорошо. Я помогу. Но…
— Давай, Шинд!
И вот Малакар снова там, он идет по коридорам библиотеки, по коридорам чужого мозга. Все, что когда-либо испытывало это создание, от слабых дородовых ассоциаций до восприятия текущего момента времени, лежало перед ним. Но он искал тот печальный, воспаленный узел сознания, близ которого побывал раньше. Обнаружив его, Малакар подошел поближе и попробовал поглубже проникнуть туда, где смешались боль, смерть и ужас. Это был сон, который снился Туву раньше, но память несчастного сохранила его, как и все другие. Сны эти висели на стенах, картинной галереи его агонии. Закрученное штопором пятно, две струи — извивающиеся ноги; все существо пронизано светящимися линиями, напоминающими хвост зеленой кометы; слабое световое пятно заполняло размытый, напоминающий человеческое лицо контур — ничего подобного Малакар никогда не видел, — ужасное лицо — маска пребывающего между жизнью и смертью. Красные слезы стекали с этого лица на серебристый хрустальный пейзаж… или на языки серебристого пламени. В центр жуткого изображения и швырнул Малакар звездную карту Объединенных Лиг, и каждое солнце в ней было таким слабым, что казалось клеточкой умирающего тела…
— ДАВАЙ, ШИНД!
Морвин пронзительно закричал.
Малакар знал, что тоже кричит, но не мог остановиться, пока Шинд не вытащил его из мозга умирающего.
Потом, подобно молнии, ударила тьма.
Планета, именуемая Клич, исчезла позади. Через несколько часов Гейдель сможет выйти из системы и нырнуть в подпространство. Он отвернулся от пульта управления и из деревянного ящичка вытащил тонкую сигару. Ящик этот он взял в магазинчике, за прилавком которого лежал мертвец, в космопорту, полном мертвецов.
На этот раз все произошло значительно быстрее — эпидемия почти мгновенно охватила огромную территорию. Что же это было такое? Гейдель даже не узнал симптомов. Неужели организм его стал источником, рождающим новые болезни?
Он зажег сигару и улыбнулся.
Язык Гейделя распух, глаза пожелтели. Очень мало здоровой кожи осталось на его теле. Весь он превратился в пеструю массу болячек и опухолей.
Гейдель улыбался и выпускал струйками дым, пока глаза его не упали на отражение в выключенном боковом экране.
Улыбка исчезла. Он отложил сигару и, всматриваясь в свое лицо, наклонился поближе к экрану. После Италбара, где все началось, он впервые видел свое лицо.
Он рассмотрел все линии, места, похожие на ожоги, черные рубцы, пересекавшие щеки.
Какой-то внутренний импульс возник именно в этот момент для того, чтобы собрать в кулак все его внутренности.
Тяжело дыша, Гейдель отвернулся от экрана. Руки его тряслись.
Для достижения желаемого эффекта мой внешний вид не обязательно должен быть столь отталкивающим, решил, он. Три недели в суб-про, прежде чем я долечу до Вершины. Можно подлечиться и очиститься.
Гейдель снова сунул в рот сигару и запыхал ею. Левую руку он положил так, чтобы не видеть ее. Ни разу больше не взглянул он на боковой экран.
Корабль вошел в режим гипердрайва. Гейдель включил передний экран и принялся рассматривать звезды. Они вращались вокруг некой точки, находящейся строго по курсу: некоторые — по часовой стрелке, некоторые — против. На мгновение Гейделю представилось, что это Вселенная вращается вокруг него.
Потом он откинул спинку кресла, закрыл глаза и отправился в долгий путь по тропинке, на которую не ступал со времен Италбара.
…Быстрой походкой сквозь туман.
Синева, синева, синева. Синие цветы, похожие на змеиные головы. Экзотические запахи. Голубая луна над головой, голубые лианы поперек звезд.
Вверх, в сад…
Синие насекомые роились вокруг и, когда он взмахнул рукой, чтобы отогнать их, увидел руку.
Что-то не так, решил он. Стоит мне явиться сюда, и я становлюсь единым целым.
Он прошел дальше в сад и почувствовал некоторые перемены, хотя и не мог понять, чем они вызваны.
Он посмотрел вверх, но на небе была только неподвижная луна.
Он прислушался, но не услышал птичьих песен.
Туман струился вокруг его ног. Первый сверкающий камень, на который он наткнулся, все еще разбрасывал вокруг голубоватые отблески синего. Но бабочек не было. Сам камень местами затянуло паутиной, внутри которой висели десятки синих гусениц, изгибавшихся и постепенно распрямлявшихся. Глаза их сияли, подобно осколкам сапфира. Пока он смотрел на гусениц, все они ухитрились повернуться в его сторону и поднять головки.
Проходя мимо других камней, он не рассматривал их, но со все возрастающим отчаянием разыскивал скопление особенно высоких кустов.
Заметив их, он поспешил вперед, и, как всегда, свет померк при его приближении. Он увидел летний домик.
Никогда прежде он не видел его таким. Всегда он казался ему тенистым, мирным, прохладным. Теперь же каждый камень, четко обрисовав свои контуры, горел холодным синим светом. Внутри домика была абсолютная тьма.
Он остановился. По телу прокатилась волна холода. Потом — волна дрожи.
Что же именно изменилось? — спросил он себя. Раньше все было по-другому. Неужели она рассердилась на меня? За что? Наверное, не следует входить. Нужно ждать снаружи, пока не придет пора возвращаться. А может быть, возвращаться нужно прямо сейчас? Воздух пересыщен электричеством, как перед грозой.
Он стоял и ждал. Ничего не происходило.
Кожу закололо сильнее. Начала конвульсивно подергиваться шея, потом руки и ноги.
Он решил уйти, но что-то лишило его способности двигаться.
Вдруг его повлекло вперед. Это было не желание, но тяга. Пульсируя каждой клеточкой тела, он сделал первый шаг.
Когда он вошел, чувства его отличались от тех, с которыми он входил сюда раньше. На этот раз он боялся увидеть тень улыбки, дрогнувшую ресницу, прядь волос, отблеск синего лунного света на беспокойном плече. На этот раз он надеялся, что она не появится.