Он подошел к каменной скамье, тянувшейся вдоль стены, сел.
— Гейдель фон Хаймак! — пришли слова, и он захотел встать и убежать, но не смог сдвинуться с места. В словах чувствовалось больше шипения, чем раньше, и дыхание их покрыло инеем его щеки.
— Почему ты не смотришь на меня, фон Хаймак? Раньше ты всегда рад был возможности лицезреть меня.
Он молчал. Она оставалась та же, но… другая. Все стало другим.
— Гейдель фон Хаймак, ты не отвечаешь и не смотришь на меня! В чем дело?
— Леди…
— Не старайся быть вежливым. Достаточно и того, что соизволил, наконец, прийти.
— Не понимаю.
— В конечном счете ты поступил правильно. Теперь звезды изменили свой полет, а моря сбросили цепи.
У нее чудесный голос, решил он. Мелодичнее, чем прежде. Меня просто испугала внезапная перемена… И сад стал красивее.
— Ты заметил перемены и одобрил их. Это хорошо. Скажи мне, что ты думаешь о своей новой силе?
— Я радуюсь. Люди ничего не стоят и заслуживают только смерти. Чем больше будет у меня власти, тем больше их умрет.
— Так и будет! Поверь мне! Скоро ты приобретешь возможность испускать споры, убивающие за сотни километров. А потом настанет время, когда тебе будет достаточно ступить ногой на планету, чтобы убить на ней все живое.
— Я ненавижу только людей. Это они чуть не убили меня. Неразборчив и жесток только человек. Другие расы, другие формы жизни не интересуют меня.
— Но если ты собираешься служить мне — а ты уже решился, — жизнь в любом проявлении станет твоим врагом.
— Леди, я не собираюсь заходить так далеко. Не все формы жизни причиняли мне зло.
— Чтобы поразить преступника, ты должен пробиться сквозь ряды невинных. Другого пути нет.
— Я буду избегать планет, на которых нет людей.
— Хорошо. На какое-то время. Ты все так же счастлив в моем обществе?
— Да, Мира-о…
— Не коверкай мое имя. Если уж ты не можешь обойтись без него, произноси его правильно: Арим-о-мира.
— Прости меня, Леди! Я думаю…
— Прекрати думать. Исполняй мои повеления.
— Конечно.
— С той новой силой, что растет в тебе с каждым днем, ты возьмешь лучшее от двух вселенных. Лишь пока ты здесь, спящее тело твое лишено знаков власти. Оно мирно похрапывает в той скорлупке, которой ты пользуешься для передвижения между мирами. Когда ты проснешься, силы твои возрастут, а знаки на твоем теле станут яснее, чем когда-либо.
— Зачем это? Помнится, недавно все было наоборот.
— Божественная власть дана тебе потому, что ты перестал быть человеком и решил стать богом.
— Я надеялся, что ты очистишь меня на какое-то время, потому что я обнаружил, что становлюсь с каждым днем все уродливее.
Она рассмеялась.
— Ты? Уродливее? Клянусь всеми Именами, ты прекраснейшее из всех живущих существ. Встань на колени и восхищайся мной. Я потребую от тебя сексуального поклонения и только потом провозглашу тебя своим вечным слугой.
Он поднял голову и впервые увидел ее лицо.
И пал на колени.
Очнувшись, Малакар сделал себе укол настоящего транквилизатора, шприц с которым держал наготове. Первым уколом он ввел дистиллированную воду. Занимаясь этим, он ни разу не позволил себе взглянуть на шар.
Потом он встал, чтобы проделать такую же процедуру со все еще пребывающим в беспамятстве Морвином, но помедлил.
— Почему он не приходит в себя, Шинд?
— Вся мощь смертного сна пришлась на Морвина в сочетании с его способностью к телекинезу. Они взаимно усилили друг друга.
— В таком случае я дам ему снотворного и переложу в постель.
Сделав это, Малакар вернулся в лабораторию и принялся рассматривать шар.
Волосы его встали дыбом.
Боже! Вот оно! Это именно то, что я видел! Никогда не подозревал, что Морвин достиг таких вершин в своем искусстве! Он и в самом деле ухитрился запихнуть туда кошмар. Это больше, чем просто совершенство. У меня и в мыслях не было, что получится произведение искусства, но это оно и есть — если рассматривать его наяву. Кажется, он все-таки вносит какие-то изменения… но в них не ткнешь пальцем. А ведь все, что я хотел получить, — отвратительный маленький сувенирчик, чтобы отослать его в Генеральный Штаб на СЭЛе: «От Малакара с любовью»… пусть знают, что я еще жив и могу кусаться. Что же я хотел сказать им… смотрите, во что я превращу ваши проклятые Объединенные Лиги? Вряд ли мне удастся устрашить их, но я старею, а наследника не видно. Вот если у меня получится то, что я задумал, тогда — другое дело. На какое-то время они опять подожмут хвост. Не исключено, что тогда появится и новый Малакар. По крайней мере, я буду молиться об этом, подбрасывая им свою новую бомбу. Не хочется мне отдавать им этот шар. Жаль, что Морвин переметнулся… Неплохой парень. Эти его шары… Шары… КАКОГО ЧЕРТА!!!
Он обшарил всю свою лабораторию, но не нашел того, что искал. Потом он включил мониторы и осмотрел все помещения цитадели.
— ШИНД! Где ты прячешься?
Молчание.
— Я знаю, что ты каким-то образом заблокировал мой мозг. Освободи его!
Молчание.
— Учти, Шинд, зная, что замок существует, я в конце концов смогу взломать его. Это может занять несколько дней, недель, но я добьюсь своего. Избавь меня от напрасных мучений.
До Малакара донесся мысленный эквивалент вздоха.
— Я сделал это для твоего добра.
— Когда кто-то начинает говорить, что хорошо для меня, а что плохо, я хватаюсь за револьвер.
— Я не советовал бы снимать блокировку, пока…
— Снимай немедленно! Это приказ! Никаких дискуссий! И полегче, чтобы мне не пришлось потом потеть!
— Вы очень упрямы, капитан.
— Ты прав! Давай!
— Как скажете, сэр. Мне будет легче, если вы немного успокоитесь.
— Я и так спокоен.
Ощущение пролетевшей сквозь череп черной птицы…
ШАР… ДОКТОР ПЕЛС… Теперь мне все ясно!
— Теперь, когда вы все равно вспомнили, сами можете убедиться, насколько хитро все было придумано. То, что мне снилось; невероятный парадокс, похожий на задачку о ботиночных шнурках…
— Твои чувства к Пелсу были настолько сильны, что ты хотел даже заставить меня забыть о нем… Нет, Шинд, все это требует тщательного, всестороннего изучения.
— Чем вы собираетесь заняться?
— Прочитать последние статьи Пелса и выяснить, к чему он проявляет особый интерес. Хотелось бы узнать и то, где он сейчас находится.
И снова мысленный вздох прозвучал в голове Малакара Майлса.
Той же ночью Малакар вызвал на землю специальный почтовый корабль, чтобы тот забрал и доставил посылку в Генеральный Штаб ОЛ на планете Элизабет. Это обошлось в астрономическую сумму, но банковский счет Малакара выдержал бы и не такое. Он лично погрузил упакованный шар в звездолет и присовокупил записку: «Джентльмены! Всего вам наилучшего! Малакар Майлс, 4 Космофлот, капитан в отставке, ДИНАБ». Потом он принялся читать, а в некоторых случаях и перечитывать творения врача-экзопатолога Лармона Пелса.
Когда утро осветило нависшие над Манхэттеном туманы, он все еще читал. На листке бумаги, кроме медицинских терминов, вызвавших его персональный интерес, было написано всего две фразы: «Дейбианская лихорадка» и «Непонятная заинтересованность в деле X».
Тут Малакар подумал, не пора ли отдохнуть; решил, что не пора, встряхнул себя стимулятором.
У Морвина может быть еще кое-что из того, что мне нужно, решил он.
Похоже, сидя за столом, Морвин говорил:
— …трудную вы задали мне задачу, сэр. Мне уже приходилось делать вещи, граничащие с кошмаром, но никогда с таким мощным эмоциональным зарядом. Я страшно устал, но совсем не хотел терять сознание вот так, прямо на кушетке.
— Прости. Я не подумал, что это произведет на тебя столь сильное впечатление.
Морвин улыбнулся и отхлебнул кофе.
— Я рад, что вам понравилось.
— И ты все так же уверен, что не возьмешь денег?