— Нет, спасибо… Можно мне еще раз подняться наверх, посмотреть на вулкан?
— Конечно, и я с тобой. Доедай, и пойдем.
Они поднялись на верхний уровень и смотрели оттуда вниз, вверх и вокруг. Солнце превратило некоторые части ландшафта в золотистое конфетти. Линия горизонта напоминала покосившийся забор. В черном кратере булькали оранжевые огоньки. Комья лавы взлетали в небо. Время от времени по земле пробегала дрожь. Когда ветер менял направление или усиливался, дымовой занавес раздвигался, и можно было рассмотреть бьющиеся о подножие конуса, искаженное горячими газовыми линзами, черные волны Атлантики. У самой земли листья толстых, с человека обхватом, лиан, звенели свежестью, наверху они были чернее ночи.
— …трудно поверить, что вся Земля такая, — говорил Морвин, — и что это происходит на наших глазах.
— Спроси об этом ОЛ — это их рук дело.
— …и никто никогда не поселится на родной планете…
— Я живу здесь — как напоминание о преступлении и предостережение.
— …во Вселенной множество миров, похожих на нашу прежнюю землю. На них живут миллиарды ни в чем не повинных людей.
— Когда ставишь себе целью покарать преступников, стараешься не замечать невиновных. Таков путь мщения.
— Если не мстить, через несколько поколений не будет преступников, не будет и невиновных. По крайней мере, новое поколение ни в чем не будет виновато… а планеты сохранятся зелеными.
— Такой взгляд на вещи чересчур отдает философией для меня — человека, много видевшего в жизни.
— Я пережил то же самое, сэр.
— Да, но…
Малакар прикусил язык.
Они смотрели вниз, потом:
— Этот специалист по болячкам, доктор Пелс, останавливался в последнее время на Хонси?
— Да. К вам он тоже залетал?
— Давно… Что он у вас искал?
«Дейбианская лихорадка», вспомнил Малакар, «впервые была отмечена не на Дейбе, а на других планетах. Она безусловно смертельна, за одним исключением. Я имею в виду, конечно, случай X. До сих пор неизвестно, каким образом передается.
Если этот человек и есть Х, может он быть невольным разносчиком инфекции? Узнать настоящее имя человека, данные о котором затребовал Пелс, не составит никакого труда».
Вспышки дейбианской лихорадки всегда сопровождались полудюжиной других не менее экзотических болезней. Одновременность их казалась совершенно необъяснимой. Но этот X болел неисчислимым множеством болезней и всегда выздоравливал, по, крайней мере, его признавали здоровым. Возможно ли, что некая особенность, присущая только X, заставляет все перенесенные им болезни давать рецидив одновременно?
Мысль о возможности применения этого феномена в военных целях сверкнула в мозгу Малакара подобно оранжевой вспышке в кратере вулкана.
Каждая планета готова к бактериологической войне, готова даже к одновременному применению нескольким видов бактерий. Его же удар будет нанесен молниеносно, а последствия его всегда можно будет объяснить известными, хотя и недостаточно изученными естественными причинами. Если это возможно и X является ключом, контролирующим этот процесс — или даже САМИМ ПРОЦЕССОМ, — я слышу звон похоронного колокола. Вред, причиненный ОЛ, превзойдет мои самые смелые ожидания. Останется только определить, тот ли самый X этот Хайнек, и, если это так, найти его.
Несколько часов смотрели Морвин и Малакар на огни и кипящую лаву, на меняющиеся с каждой минутой море и небо. Потом Морвин откланялся:
— Мне бы хотелось отдохнуть. Я все еще чувствую себя слабым.
— Конечно, конечно! — воскликнул Малакар, отрываясь от созерцания чего-то отдаленного. — А я еще побуду здесь. Кажется, готовится новый фейерверк.
— Надеюсь, вы не в обиде на незваного гостя.
— Ничто не может быть дальше от истины. Ты воодушевил меня своим посещением.
Он смотрел вслед Морвину, пока за ним не закрылась дверь, и рассмеялся.
Может, тот шар, что ты создал, отражает истину, подумал он. Точное предсказание грядущего. Я и думать никогда не смел, что мечта моя осуществится, если только…
— Шинд! — позвал Малакар. — Ты понимаешь, что произошло?
Гейдель смотрел на сверкающие звездные спирали, так похожие на фейерверки детства. Рука его нащупала пристегнутую к поясу сумку с монограммой. Что-то звякнуло в ней, и тут же Гейдель забыл про звезды.
Его камни. Как они прекрасны! И как ему удалось с такой легкостью вычеркнуть их из памяти? Он потрогал их и улыбнулся. Это настоящие друзья. Камень никогда не предаст. Каждый из них уникален — мир в себе — и совершенно безобиден. Глаза его наполнились слезами.
— Я люблю вас, — прошептал Гейдель, любовно пересчитал их и убрал обратно в сумку.
Пристегивая сумку, он наблюдал за движением своих рук. Пальцы оставляли мокрые пятна гноя на всем, к чему прикасались. Но руки его прекрасны, сказала Леди. Несомненно, она права. Он поднял ладони к лицу, волна силы прокатилась по его телу и обосновалась внутри. Он понимал, что стал сильнее любого человека или народа. Скоро он станет сильнее, чем любая планета.
Оторвавшись от созерцания рук, Гейдель снова обратил внимание на блистающий водоворот, всасывающий его в свой центр: Вершина.
Скоро он долетит до нее.
Когда пришло послание, первой его реакцией было громкое: «Черт побери! Зачем спрашивать МЕНЯ?» Но ответ был заранее известен, и дальнейшее словоизвержение он ограничил ругательствами.
Шагая взад и вперед, он щелкнул тумблером, задержав ленч на неопределенное время. Потом вдруг обнаружил, что находится в саду на крыше и, уставившись на запад, курит сигару.
— Расовая дискриминация, вот что это такое, — пробормотал он, потом подошел к потайной панели, сдвинул ее и щелкнул другим тумблером.
— Ленч в библиотеку через час, — приказал он и не стал дожидаться ответа.
Продолжая шагать, он вдыхал запахи жизни, зелени и не чувствовал их.
День померк, и он обернулся на восток, где случайное облачко прикрыло солнце. Нахмурившись, он посмотрел на облачко, и оно начало рассеиваться.
День снова просветлел, но он пробурчал что-то неразборчивое, вздохнул и ушел от просветлевшего дня.
— Не везет, и все тут, — сказал он, входя в библиотеку. Снял пиджак, повесил его на крючок у двери.
Он обвел глазами ряды шкатулок, в которых хранилось полнейшее собрание религиозных манускриптов во всей Галактике. На полках под каждой шкатулкой лежали их переплетенные факсимильные копии… Потом он прошел в следующую комнату и продолжил поиски.
— Под самым потолком, — вздохнул он. — Я так и знал.
Установив стремянку в трех футах от кумранских свитков, он проверил ее равновесие и полез наверх…
Усевшись в легкое кресло, он зажег сигару и положил на колени копию «Книги о множественности житейских неприятностей и соблазнах продолжительного дыхания».
Казалось, прошло всего мгновение, и он услышал легкий щелчок и запрограммированное покашливание у своего левого локтя. Робот неслышно прокатился по толстому ковру и опустил покрытый салфеткой поднос до уровня, с которого удобнее всего перекладывать пищу в рот. Снял салфетку.
Ел он механически, не отрывая взгляда от книги. Через какое-то время робот удалился. Он так и не запомнил, что именно ел.
Продолжил читать.
Обед прошел точно так же. Настал вечер, и вокруг него зажглись огни, разгораясь по мере углубления темноты.
Где-то среди ночи он перевернул последнюю страницу и закрыл книгу. Потянулся, зевнул, встал с кресла и чуть не упал — отсидел правую ногу. Сел и подождал, пока покалывание прекратится. Дождавшись этого, взобрался на лестницу и поставил книгу на прежнее место. Отнес лестницу в угол. Уж кто-кто, а он мог позволить себе роботов и гравилифт, но устройство библиотеки предпочитал старомодное.
Добравшись до бара на западной террасе, он уселся перед ним. Зажегся Свет.
— Бурбон с водой. Двойная порция.
Десятисекундная пауза, во время которой он мог чувствовать кончиками пальцев едва заметную вибрацию в глубине бара. Потом открылось квадратное отверстие шесть на шесть, и бокал с напитком медленно всплыл вровень со столом. Он поднял его и сделал глоток.