Выбрать главу

Затем его левая рука метнулась вперед и охватила запястье, державшее лезвие. Он ударил кинжалом снизу вверх и почувствовал, что его запястье тоже схвачено.

Так они стояли, замкнув сопротивление друг друга. Затем Яма присел и повернулся в сторону, отталкивая от себя противника, Но оба держали друг друга крепко и от силы толчка покатились. Край оврага оказался рядом — под ними… а вскоре над ними. Кинжал выпал из рук Ямы и ушел на дно.

Когда они снова появились на поверхности воды, чтобы перевести дух, оба держали в руках только воду.

— Наступает время последнего крещения, — сказал Яма и ударил левой.

Другой парировал удар.

Они двигались влево по воде, пока не почувствовали под ногами камни. Тогда они, сражаясь, пошли вдоль потока.

Поток расширялся и углублялся, пока вода не закружила вокруг их поясов, Берега стали более пологими и местами доходили до поверхности воды.

Яма наносил удар за ударом, то кулаком, то краем ладони; но он как будто нападал на статую, потому что тот, кто был священным палачом Кали, принимал любой удар, не меняясь в липе, и возвращал кулачные удары с костоломной силой. Большая часть их замедлялась водой или блокировалась Ямой, но один попал Яме между грудной клеткой и тазовой костью, а другой скользнул по левому плечу и отскочил от щеки.

Яма попытался нанести ответный удар и наглотался воды.

Противник навалился на него и получил удар красным сапогом между нечувствительными местами. Он продолжал двигаться к голове Ямы. Яма встал на колени и повернулся. Противник хотел подняться на ноги и выхватил из-за пояса кинжал, но поскользнулся и упал на корточки. Лицо его сохраняло бесстрастие.

На миг их глаза встретились, но Ральд не дрогнул.

— Теперь я могу встретить твой смертельный взгляд, Яма, — сказал он, — и он меня не остановит. Ты научил меня достаточно хорошо!

Когда он сделал выпад, руки Ямы опустились к талии, схватили мокрый пояс и затянули его вокруг бедер противника.

Яма дернул и прижал врага к себе; тот выронил кинжал. И тогда Яма потащил его толчками назад, к глубокой воде.

— Никто не поет гимнов дыханию, — сказал Яма. — А попробуй обойтись без него!

Он нырнул, увлекая за собой Ральда; руки его держали тело врага, как стальными петлями.

Позже, много позже, мокрая фигура стояла у потока. Она медленно произнесла, с трудом переводя дух:

— Ты был… величайшим… восставшим против меня… во всех веках, насколько я помню… И в самом деле, жаль…

Затем, перейдя поток, он продолжал свой путь по каменистым холмам. Пешком.

Войдя в город Аландил, путешественник остановился в первой попавшейся гостинице. Он снял комнату и заказал ванну. Пока он мылся, слуга вычистил его одежду.

Перед тем как обедать, он подошел к окну и выглянул на улицу. Оттуда шел сильный запах слизардов и шум многих голосов.

Люди покидали город. Во дворе за домом шли приготовления к утреннему отъезду каравана. В эту ночь заканчивался весенний праздник. Внизу на улице еще торговали, матери уговаривали уставших детей, местный принц со своими людьми возвращался с охоты; на спине бегущего слизарда были привязаны два огненных петуха. Путешественник наблюдал за уставшей проституткой, спорившей о чем-то со жрецом, который выглядел еще более усталым. Он не переставал трясти головой и в конце концов пошел прочь. Одна луна висела в Небе, сквозь Мост Богов она казалась золотой, а вторая, меньшая, луна только что появилась над горизонтом. Вечерний воздух пощипывал холодом и нес с собой над запахами города ароматы весенней растительности — молодых побегов, свежей травы, чистый запах сине-зеленой пшеницы, влажной земли, мутного разлива реки. Повернувшись, путешественник увидел стоящий на холме Храм.

Он велел слуге принести ему обед в комнату и послать за местным торговцем.

Он ел медленно, не слишком обращая внимание на то, что ест. Когда он покончил с едой, вошел торговец.

Под его плащом было множество образцов товаров; путешественник в конце концов выбрал длинный изогнутый клинок и короткий прямой кинжал и сунул то и другое в ножны.

Затем он вышел в ночную прохладу и пошел по изрытой колеями главной улице города. В дверях обнимались влюбленные. Он прошел мимо дома, где плакальщики ожидали чьей-то смерти. Нищий ковылял за ним полквартала, пока он, наконец, не обернулся. Поглядев нищему в глаза, он сказал:

— Ты не хромой.

Нищий заторопился прочь и затерялся в толпе. Над головой начали взлетать фейерверки, посылая вниз, к земле, длинные вишневого цвета ленты. Из Храма донесся звук тыквенных рогов, играющих мелодию НАГАСВАРАН. Из дверного проема вывалился мужчина, налетел на путешественника, и тот, почувствовав, что рука мужчины хватает кошелек на его поясе, сломал человеку запястье. Человек разразился проклятиями и стал звать помощь, но путешественник столкнул его в канаву и пошел дальше, одним темным взглядом отогнав двух товарищей вора.

Наконец он подошел к Храму, помедлил немного и прошел внутрь.

Он вошел во внутренний двор вслед за жрецом, который нес маленькую статую из внешней ниши.

Путешественник оглядел двор и быстро направился к статуе богини Кали. Он долго смотрел на нее, положив свой клинок у ее ног. Когда он снова поднял саблю и обернулся, он увидел, что жрец наблюдает за ним. Он кивнул жрецу, и тот немедленно подошел и поздоровался.

— Добрый вечер, жрец, — ответил путешественник.

— Да очистит Кали твой клинок, воин!

— Ты говоришь так, как будто знаешь это наверняка.

— А это с моей стороны самонадеянно?

— Ну, может быть, этого не следовало произносить вслух.

— Тем не менее, я чувствовал, как сила богини снизошла на меня, когда я смотрел на ее гробницу.

Жрец пожал плечами.

— Несмотря на мою должность, — сказал жрец, — я держусь подальше от этой силы.

— Ты боишься ее?

— Скажем так: несмотря на великолепие святилища Кали, ее посещают не так часто, как алтари Лакши, Сарасвати, Шакти, Ситалы, Ратри и других менее пугающих богинь.

— Но она более могуча, чем любая из них.

— И более страшная.

— Да? Несмотря на ее силу, она справедливая богиня.

Жрец улыбнулся.

— Разве человек, перешедший границу возраста, желает справедливости? Я нахожу милосердие куда более привлекательным. Дай мне когда-нибудь божество всепрощения.

— Хорошо, — сказал путешественник, — но я, как ты сказал, воин. Я по своей природе близок к ней. Мы с богиней думаем одинаково. В большинстве случаев мы соглашаемся. А когда не соглашаемся, я вспоминаю, что она также и женщина.

— Я живу здесь, — сказал жрец, — но не говорю так интимно о богах, о которых забочусь.

— На людях — да. Но не говори мне о жрецах. Я пил со многими из вас и знаю, что вы такие же богохульники, как и все остальное человечество.

— Для всего есть место и время, — сказал жрец, оглядываясь на статую Кали.

— Ну-ну. Скажи-ка, почему основание статуи Ямы давно не чищено? Оно все в пыли.

— Его чистили только вчера. Но с тех пор многие проходили перед ним и остались заметные следы.

— Почему же тогда у его ног не лежат дары и остатки жертвоприношений?

— Смерти не приносят цветов, — сказал жрец. — Люди просто приходят: посмотрят и уходят. Мы, жрецы, всегда чувствовали, что обе статуи расположены очень удачно. Они составляют страшную пару, верно? Смерть и владычица разрушений.

— Мощная чета, — ответил посетитель. — Но не хочешь ли ты сказать, что Яме никто не приносит жертв? Вообще никто?

— Только мы, жрецы, когда того требует календарь праздников, и иногда горожане, когда любимый человек лежит на смертном ложе, а в непосредственном перевоплощении ему отказано — вот и все, других нет. Я ни разу не видел, чтобы Яме приносили жертву просто так, искренно, от доброй воли, от сердца.

— Он, наверное, обижается?

— Нет, воин. Разве не все живые существа сами по себе, жертвы Смерти?

— Да, ты говоришь правду. Зачем ему добрая воля и чувства? Дары не обязательны, он и так возьмет, что захочет.

— И Кали тоже, — согласился жрец. — Ив случаях обоих божеств я часто оправдываю атеизм. К несчастью, они проявляют себя в мире слишком сильно, чтобы их существование можно было бы отрицать. Очень жаль!