Затем он сел, прислонившись к двери спиной, и поел. Закончив, он бросил листья, в которые была завернута еда, и смотрел, как они падают, покачиваясь из стороны в сторону на воздушных течениях, пока они не скрылись из виду. Он набил трубку и закурил.
Отдохнув, он встал и снова посмотрел на дверь.
Рука его легла на пластину замка и медленно двинула ее серией разных жестов. Когда рука его отпустила пластину, за дверью раздался мелодичный звук.
Человек взялся за кольцо и потянул; его плечевые мускулы напряглись. Дверь поддалась, сначала медленно, потом быстрее. Он отступил в сторону и распахнул дверь, отведя ее за уступ.
На внутренней поверхности двери было второе кольцо, вдвое больше первого. Человек схватил кольцо, когда оно проходило мимо него, и затормозил пятками, — чтобы дверь не отошла слишком далеко.
Из отверстия за его спиной шел поток теплого воздуха.
Подтащив дверь, чтобы она снова закрылась за ним, он остановился и зажег один из маленьких факелов, которые принес с собой. Затем он пошел по коридору, расширяющемуся по мере его продвижения.
Пол начал резко опускаться, и после сотни шагов потолок стал таким высоким, что его не было видно.
После двухсот шагов путник остановился на краю колодца.
Теперь его окружала тьма, простреленная огнем его факела. Стены исчезли — кроме одной, позади и справа. Пол кончался на небольшом расстоянии от него.
За краем было что-то вроде бездонной шахты. Он ничего не видел там, но знал, что она приблизительно круглая по форме. Он знал также, что по мере углубления она расширяется по окружности.
Он стал спускаться вниз по выступу, идущему винтом вокруг стены колодца. Из глубины поднимались потоки теплого воздуха. Выступ был искусственного происхождения. Это чувствовалось, несмотря на его крутизну. Он был очень опасным и очень узким; во многих местах он треснул, и на нем накопились камни, Но его ровный спиральный спуск доказывал, что его существование имело цель и систему.
Он осторожно шел по этому выступу. Слева от него была стена, а справа — пустота.
Когда протекло, казалось, полтора столетия, он увидел далеко внизу крошечный мерцающий огонек, висевший в воздухе.
Однако кривизна стены постепенно отклоняла его путь, так что этот огонек больше не висел в пространстве, а лежал внизу и чуть справа.
Еще один изгиб выступа поставил этот свет прямо впереди.
Когда он миновал нишу в стене, где скрывался огонек, он услышал голос в своем мозгу, выкрикивавший:
— Освободи меня, Хозяин, и я положу мир к твоим ногам!
Но он поспешил дальше, даже не взглянув на лицо в отверстии.
Теперь стало больше видимого света, плывущего по океану мрака, что лежал под ногами путника.
Стена продолжала расширяться и была полна ярким мерцанием вроде пламени, но не пламени, полна фигурами, лицами, полузабытыми образами. И от каждого шел крик:
— Освободи меня! Освободи меня!
Но путник не останавливался.
Наконец он спустился на дно колодца и пошел через него, мимо разбитых камней, через трещины в каменном полу. Он достиг противоположной стены, где плясало огромное оранжевое пламя.
При его приближении огонь стал вишнево-красным, а когда он остановился перед ним, огонь стал голубым с сапфировой сердцевиной. Он поднимался на высоту удвоенного человеческого роста, пульсировал, изгибался. От него исходили мелкие лучики, тянулись к путнику, но втягивались обратно, как бы натолкнувшись на невидимый барьер.
Во время спуска путник прошел мимо такого количества огней, что потерял им счет. Он знал также, что еще больше их скрыто в пещерах, которые открывались в дно колодца.
Каждый огонек, мимо которого он проходил на своем пути, обращался к нему, используя собственные манеры обращения, так что слова в голове звучали, как барабаны, слова угрожающие, умоляющие, обещающие. Но от этого голубого слепящего огня, который был больше всех других, никакого послания не пришло. В его яркой сердцевине не крутилось, не изгибалось ни одной фигуры. Это было пламя, пламенем оно и оставалось.
Путник зажег новый факел и закрепил его между двумя камнями.
— Итак, Ненавистный, ты вернулся!
Слова упали на путника, как удар кнута. Утвердившись покрепче, он повернулся лицом к голубому пламени, сказав:
— Тебя звали Тарака?
— Тот, кто привязал меня здесь, должен знать, как меня звали, — пришли слова. — Не думай, о Сиддхарта, что в другом теле ты неузнаваем. Я смотрю на волны энергии — твое настоящее существо, а не плоть, что маскирует их.
— Понятно.
— Ты пришел насмехаться надо мной в. моей темнице?
— Разве я насмехался над тобой в дни Связывания?
— Нет.
— Я делал то, что должен был сделать, чтобы сохранить свою расу. Люди ослабели и уменьшились в числе. Твой род напал на них и собирался уничтожить.
— Ты украл у нас мир, Сиддхарта. Ты приковал нас здесь.
— Может быть, есть способ как-то возместить это?
— Чего ты хочешь?
— Союзничества.
— Ты хочешь заставить нас участвовать в твоей борьбе?
— Именно.
— А когда она кончится, ты снова свяжешь нас?
— Нет, если мы заранее выработаем какое-то соглашение.
— Скажи мне свои условия, — сказало пламя.
— В прежние времена ваш народ ходил, видимый и невидимый, по улицам Небесного Города.
— Это правда.
— Теперь Город укреплен гораздо лучше.
— В каком смысле?
— Вишну-Хранитель и Яма-Дхарма, Бог Смерти, закрыли все Небо, а не только Город, как было в старину, каким-то, как говорят, непроницаемым куполом.
— Нет такой вещи — непроницаемый купол.
— Я говорю только то, что слышал.
— В Город есть множество путей, Господин Сиддхарта.
— И ты найдешь их все для меня?
— Это будет ценой за мою свободу?
— За твою личную свободу, да.
— А как другие из моего рода?
— Если их тоже освободить, вы все должны будете помочь мне осадить Город и взять его.
— Освободи нас, и Небо падет!
— Ты говоришь и за других?
— Я — Тарака. Я говорю за всех.
— Какую гарантию ты дашь, Тарака, что этот договор будет выполнен?
— Мое слово. Поклянусь, чем хочешь.
— Легкость в клятве — не самое надежное качество договаривающегося. И твоя сила является также твоей слабостью в любом договоре вообще. Ты так силен, что не можешь дать другому власть контролировать тебя. Ты не можешь поклясться богами. Ты чтишь только одну вещь — игорный долг, а здесь не место для игры.
— У тебя есть власть контролировать нас.
— Одного — возможно. Но не всех.
— Это трудная проблема, — сказал Тарака. — Я отдал бы все, что имею, за свободу, но я имею только силу, чистую энергию, которую, в сущности, нельзя передать. Большая сила может ее подчинить себе, но это не ответ. Я, по правде говоря, не знаю, как дать тебе удовлетворительную гарантию, что сдержу свое обещание. На твоем месте я, конечно, не поверил бы.
— Есть кое-что в качестве дилеммы. Я освобожу тебя сейчас — тебя одного, — чтобы ты посетил Полюс и провел разведку защиты Неба. В твое отсутствие я обдумаю эту проблему поглубже. Ты сделаешь так же, и, возможно, когда ты вернешься, мы заключим подходящий договор.
— Согласен! Освободи меня от этой участи!
— Однако помни мою силу, Тарака. Как я развяжу, так могу и связать.
Пламя отошло от стены.
Оно свернулось в огненный шар и взвилось над стеной, как комета. Оно горело, как маленькое солнце, освещая темноту; поднимаясь, оно меняло цвета, так что камни сверкали то призрачно, то ласково.
Затем оно повисло над головой того, кого звали Сиддхарта, и послало вниз на него взволнованные слова:
— Ты не представляешь, как я рад чувствовать свою силу свободной. И хотел бы еще раз испытать твою мощь.
Человек под ним пожал плечами.
Огненный шар сжался. Съеживаясь, он стал ярче и медленно опустился на пол.
Он лежал, дрожа, как лепесток гигантского цветка; затем медленно потянулся через пол Адского Колодца и вернулся в нишу.
— Ты удовлетворен? — спросил Сиддхарта.