И весь этот день они простояли на балконе в промокшей от пота одежде. Они стояли, как статуя, пока солнце не ушло с Неба и золотой след не разделил чашу ночи. Над садовой стеной поднялась луна, потом к ней присоединилась другая.
— Что это за проклятие Будды? — спрашивал Тарака снова и снова.
Но Сиддхарта не отвечал.
Он разбил последнюю стену, и они фехтовали теперь энергией, как залпами сверкающих стрел.
Из далекого храма пришел монотонный бой барабанов, каркали садовые существа, кричали птицы, рой насекомых опускался на Сиддхарту, питался и улетал прочь.
Затем, как град звезд, прилетели на крыльях ночи освобожденные из Адского Колодца и выпущенные в мир другие демоны.
Они пришли на зов Тараки, чтобы добавить к его силе свою.
Тарака стал как бы смерчем, прибоем, штормом молний.
Сиддхарта чувствовал, что его сметает титаническая лавина, раздавливает, сваливает сверху…
Последнее, что он сознавал, — это смех в его горле.
Скоро ли он пришел в себя — он не знал. На этот раз дело шло медленно, и, когда он проснулся, слугами во дворце были демоны.
Когда с него спали последние оковы умственной усталости, вокруг него творилось нечто странное.
Гротескные пирушки продолжались. Они устраивались в башнях, где демоны оживляли тела своих жертв и занимали их. Творились темные чудеса, вроде рощи Изогнутых деревьев, растущих на мраморных плитах тронного зала, — рощи, где люди спали без пробуждения и кричали, когда старые кошмары уступали место новым. Но во дворце появились и другие странности.
Тарака больше не веселился.
— Что это за проклятие Будды? — спросил он снова, когда почувствовал, что присутствие Сиддхарты- снова давит на него. Сиддхарта не ответил.
— Я чувствую, — продолжал Тарака, — что скоро отдам тебе обратно твое тело. Я устал от этого многоборья, от этого дворца. Мне все надоело, и я думаю, что близок день, когда мы начнем войну с Небом. Что ты на это скажешь, Связывающий? Я же говорил, что сдержу слово.
Сиддхарта молчал.
— Моя радость уменьшается с каждым днем. Ты знаешь, почему это, Сиддхарта? Не скажешь ли, почему ко мне приходят странные ощущения, угнетают меня в самые сильные моменты, ослабляют меня и отталкивают 104 прочь, как раз тогда, когда я мог бы ликовать, мог быть полон радости? Это и есть проклятие Будды?
— Да, — сказал Сиддхарта.
— Тогда сними свое проклятие, Сиддхарта, и я уйду в тот же день. Я отдам тебе обратно твою плотскую одежду. Я снова жажду холода, чистого ветра высот! Ты освободишь меня сейчас?
— Слишком поздно, глава Ракшасов. Ты сам навлек на себя это.
— Что именно? Как ты связал меня на этот раз?
— Помнишь, когда мы стояли на балконе, ты насмехался надо мной? Ты говорил, что я тоже получал удовольствие от зла, которое ты делал. Ты был прав, потому что все люди имеют в себе и темное, и светлое одновременно. У человека множество частей: он не чистое, яркое пламя, каким был когда-то ты. Его разум часто воюет с эмоциями, а его воля — с желаниями. Его идеалы отличаются от его окружения, и если он следует им, он глубоко осознает утрату старого; но если он не следует этим идеалам, он ощущает боль, отказавшись от новой, благородной мечты. Что бы он ни делал, все представляет собой одновременно выигрыш и потерю, приход и уход. И он всегда скорбит об ушедшем и в какой-то мере боится нового. Разум противится традиции. Эмоции противятся ограничениям, которые накладывают на человека окружающие его люди. И всегда из этих разногласий встает то, что ты в насмешку назвал проклятием человека — грех, вина!
— Пойми теперь, что, поскольку мы существовали в одном теле и я участвовал в твоих делах не всегда против своей воли, дорога, по которой мы шли, не была той, где все движение идет в одном направлении. Как ты исказил мою волю своими делами, так исказилась и твоя воля от моего отвращения к твоим делам. Ты познал то, что называется грехом, и он всегда будет падать тенью на то, то ты ешь и пьешь. Вот почему твоя радость разрушена. Вот почему ты теперь хочешь улететь. Но это не даст тебе ничего: чувство вины пойдет за тобой через весь мир. Оно поднимется с тобой в области холодных чистых ветров. Оно будет преследовать тебя, куда бы ты ни пошел. Это и есть проклятие Будды.
Тарака закрыл лицо руками.
— Остается только плакать, — сказал он через некоторое время.
Сиддхарта не отвечал.
— Будь ты проклят, Сиддхарта, — сказал Тарака, — ты снова связал меня и ввел в еще более страшную темницу, чем Адский Колодец!
— Ты сам себя связал. Ты нарушил наш договор. Я же соблюдал его.
— Люди страдают, когда нарушают договор с демоном, — сказал Тарака. — Но Ракши доселе никогда не страдали.
Сиддхарта молчал.
На следующее утро, когда он сел завтракать, раздались удары в дверь его комнат.
— Кто смеет? — закричал он.
Дверь с грохотом распахнулась, петли вылезли из стены, засов переломился, как щепка.
В комнату упал Ракша — голова рогатого тигра на плечах обезьяны, ноги с громадными копытами, руки с когтями. Из его рта шел дым, когда он начал сначала превращаться в призрака, затем снова обрел полную видимость, снова растаял и опять возник. С его когтей что-то капало — но не кровь, а на груди был обширный ожог. Воздух наполнился запахом паленой шерсти и горелой плоти.
— Хозяин! — закричал он. — Пришел чужой и просит у тебя аудиенции.
— И тебе не удалось убедить его, что я недоступен?
— Господин, множество людей-стражников напало на него, но он сделал жест… он махнул им рукой, и вспыхнул свет такой яркий, что даже Ракша не мог смотреть на него. Секунда — и все стражники исчезли, словно их никогда не было… А в стене, перед которой они стояли, громадная дыра… И ни одного камешка не унесло, гладкая, чистая дыра.
— А затем на него напал ты?
— На него кинулось много Ракшасов, но вокруг него было что-то отталкивающее нас. Он снова сделал жест, и трое наших исчезло в свете, который он швырнул… Я не получил полной силы этого света, меня только задело слегка. И он послал меня с поручением… Я больше не могу удерживать себя в форме…
И с этими словами он исчез, и там, где лежало это существо, повис огненный шар. Теперь его слова шли прямо в мозг.
— Он приказал тебе немедленно принять его. И еще он сказал, что разрушит этот дворец.
— А те трое, которых он сжег, обрели собственную форму?
— Нет, — ответил Ракша, — их больше нет…
— Опиши этого чужака! — приказал Сиддхарта, с трудом выдавливая слова из губ.
— Он очень высокий, — сказал демон, — в черных штанах и сапогах. А до талии какая-то странная одежда, вроде перчатки без всяких швов. Она натянута только на правую руку, идет вверх через плечи, обертывает шею и всю голову туго и гладко. Видна только нижняя часть лица, потому что на глазах его большие черные очки, наполовину выступающие по сторонам лица. На поясе у него короткие ножны из того же белого материала, что и одежда, но в них не кинжал, а жезл. Под тканью одежды там, где она перекрещивается на плечах и поднимается к затылку, заметен горб, как будто там лежит небольшой сверток.
— Господин Агни! — воскликнул Сиддхарта. — Ты описал Бога Огня.
— Да, наверное, так, — сказал Ракша. — Я заглянул под его плоть и увидел цвета его истинной сущности. Там пламя, похожее на сердцевину солнца. Если существует Бог Огня, то это он и есть.
— Теперь мы должны бежать, — сказал Сиддхарта, — потому что здесь будет великое пожарище. Мы не можем бороться с этим существом, так что давай поскорее убираться.
- Я не боюсь богов, — сказал Тарака, — и хочу проверить его силу.
— Тебе не одолеть Бога Огня, — сказал Сиддхарта. — Его огненный жезл непобедим. Он дан ему Богом Смерти.
— Тогда я выхвачу у него жезл и поверну против него.
— Никто не может взять жезл: ослепнет и потеряет руку. Поэтому Агни и носит эту необычную одежду. Давай не будем тратить времени.
— Я должен сам увидеть, — сказал Тарака. — Должен.
— Не бери на себя новую вину, потому что ты заигрываешь с самоуничтожением.
— Вина? — удивился Тарака, — Эта хилая грызущая мозг крыса, о которой ты мне говорил? Нет, это не вина, связывающий. Когда-то я был самым мощным, если не считать тебя, но в мире поднялись новые силы. В старые времена боги не были так сильны, и если теперь они действительно усилились, то их силу следует проверить на мне самом! Это в моей природе — бороться со всякой новой силой и либо победить ее, либо быть связанным ею. Я должен изведать силу Бога Агни и победить его.