— Прости, Кали…
— Мне не нужны твои извинения! Я хотела твоей любви, чтобы воспользоваться ею против тебя в твои последние дни и сделать их еще тяжелее. Но, как ты сказал, мы слишком изменились, и ты больше не стоишь трудов. Не думай, что я не могла бы заставить тебя улыбками и ласками снова полюбить меня. Я чувствую в тебе жар, а мне нетрудно разжечь его в мужчине. Но ты не стоишь той великой смерти, когда мужчина падает с высоты страсти в бездну отчаяния. И у меня нет времени дать тебе что-нибудь, кроме презрения.
Нестирающиеся, жгучие звезды закружились вокруг него, ее рука ушла из-под его ладони, когда она наливала еще две чашки сомы, чтобы согреться в ночи.
— Кали!
- Да?
— Если это даст тебе какое-нибудь удовлетворение, то я все еще забочусь о тебе. Это не любовь, или это слово ничего не значит. А то, что я подумал, имеет разные значения, Это чувство, по существу, безымянно, лучше таким его и оставить. Так что прими его и уходи вместе со своими шутками. Ты знаешь, что мы снова вцепимся друг другу в глотки, как только истощим запас общих врагов. У нас бывали частые примирения, но всегда ли они стоили той боли, которая предшествовала примирению? Ты побеждаешь, и ты богиня, а я поклоняюсь — разве не поклонение и религиозный страх создает сочетание любви и ненависти, желания и страха?
Они пили сому в комнате Разбитого Сердца, и чары Куберы окружали их.
Кали сказала:
— Если я кинусь на тебя и стану целовать и скажу, что лгала, когда говорила, что солгала — чтобы ты засмеялся и сказал, что ты солгал, получится ли финальный реванш? Иди, Господин Сиддхарта! Лучше бы одному из нас умереть в Адском Колодце, потому что велика гордость Первых. Не следовало приходить сюда, в это место.
- Да.
— Значит, уходим?
— Нет.
— С этим я согласна. Давай посидим здесь и будем почитать друг друга некоторое время.
Ее рука легла на его руку и погладила ее.
— Сэм!
- Да?
— Ты не хотел бы лечь со мной?
— И таким образом скрепить свою гибель? Конечно!
— Тогда давай пойдем в комнату Отчаяния, где нет ветра и есть ложе…
Он пошел за ней из Разбитого Сердца в Отчаяние; пульс его быстро бился на горле. А когда он положил ее нагую на ложе и дотронулся до мягкой белизны ее живота, он понял, что Кубера действительно самый могущественный в Лакапаласе, потому что чувства, которым была по-свяшена эта комната, наполнили его, и тогда в нем поднялись желания, а следом пришло ослабление, сжатие, вздох и последние обжигающие слезы.
— Чего ты желаешь, Госпожа Майя?
— Расскажи мне об Акселеранионализме, Тэк из Архивов.
Тэк вытянул свой большой тощий костяк, и его кресло с треском подалось назад.
За ним были банки информации, довольно редкие записи заполняли своими пестрыми переплетами и запахом плесени длинные высокие стеллажи.
Он поглядел на даму, сидящую перед ним, улыбнулся и покачал головой. Она была в туго облегающем зеленом платье и выглядела нетерпеливой; ее волосы были вызывающе рыжими, мелкие веснушки покрывали нос и полушария щек. Бедра и плечи были широкими, а талия узкой.
— Почему ты качаешь головой? К тебе все идут за информацией.
— Ты молода, госпожа. За тобой всего три воплощения, если я не ошибаюсь. На этой точке твоей карьеры ты, я уверен, не захочешь, чтобы имя твое было занесено в особый список молодых, которые ищут этого знания.
— Список?
— Список.
— А зачем тут быть списку при таких вопросах?
Тэк пожал плечами.
— Боги коллекционируют самые странные вещи, и кое-кто из них собирает списки.
— Я всегда считала, что Акселерационализм считается полностью мертвым — тупиком.
— Так почему же этот внезапный интерес к мертвому?
Она засмеялась и уставилась зелеными глазами в его серые.
Архивы взорвались вокруг него, и он оказался в танцевальном зале в середине шпиля в милю высотой. Была поздняя ночь, почти перед рассветом. Бал явно кончился уже давно, но в углу зала собралась толпа, в которой стоял и он. Кто сидел, кто полулежал, и все слушали невысокого, смуглого, крепкого человека, стоявшего рядом с богиней Кали. Это был Великодушный Сэм-Будда, только что прибывший со своим тюремщиком. Он говорил о буддизме и Акселерационализме, о временах связывания и об Адском Колодце, о богохульстве Господина Сиддхарты в городе Махартхе у моря. Он говорил, и его голос слышался далеко, гипнотизировал, излучал силу, доверие и тепло, и слова шли, и шли, и шли, и люди медленно теряли сознание и падали вокруг него. Все женщины были совершенно безобразны, кроме Майи. Она хихикнула, хлопнула в ладоши, привела обратно Архивы, и все еще улыбающийся Тэк оказался в своем кресле.
— Так почему этот внезапный интерес к мертвому? — повторил он.
— Но этот человек не мертвый!
— Не мертвый? Госпожа Майя, он мертв с той самой минуты, когда ступил в Небесный Город! Забудь о нем. Забудь его слова. Считай, что он никогда не существовал. Не оставляй в своих мыслях ни следа о нем. Настанет день, когда тебе понадобится обновление — так знай, что Боги Кармы ищут сведений об этом человеке в мозгу каждого, кто проходит через их залы. Будда и его слова отвратительны в глазах богов.
— Но почему?…..
— Он анархист, бомбист, очаровывающий революционер. Он хочет скинуть само Небо. Если ты хочешь более полной информации, я воспользуюсь машинами, чтобы найти сведения. Ты позаботилась получить подписанное разрешение для этого?
— Нет.
— Тогда выкини его из своего мозга и запри дверь.
— Он и в самом деле такой плохой?
— Он еще хуже.
— Тогда почему ты улыбаешься, говоря о таких вещах?
— Потому что я человек несерьезный. Это не относится к моему сообщению. Так что будь осторожна.
— Ты, похоже, знаешь об этом все. А сами архивариусы внесены в эти списки?
— Едва ли. Мое имя стоит в списке первым. Но не потому, что я архивариус. Он — мой отец.
— Этот человек — твой отец?
— Да. Ты удивляешься, как девчонка. Я думаю, что он даже не знает, что он мне отец. Что такое отцовство для богов, привыкших обладать многими телами, порождающих многочисленное потомство с богинями, которые также меняют тела четыре-пять раз в столетие? Я сын того тела, которое он когда-то носил, рожденный матерью, которая тоже прошла через многие тела, да и сам я сижу не в том теле, в котором родился. Таким образом, родственные связи полностью запутаны и интересны главным образом на уровне метафизических размышлений. Что есть истинный отец человека? Обстоятельства, соединившие два тела и тем произведшие его? Было ли, что по какой-то причине эти двое нравились друг другу больше, чем любые возможные альтернативы? Был ли это просто голос плоти, любопытство или воля? Или еще кое-что? Жалость? Одиночество? Желание покорить? Что чувствовал или что думал отец тела, в котором я впервые осознал себя? Я знаю, что мужчина, живший именно в этом отцовском теле именно в этот момент времени, был сложной и могучей личностью. Хромосомы для нас не имеют значения. Если мы живем, мы не проносим эти отличительные признаки через столетия. Мы в сущности вообще ничего не унаследуем, кроме случайного дара имущества и денег. Тела имеют так мало значения в долгом пробеге, что гораздо интереснее размышлять об умственных процессах, которые выталкивают нас из хаоса. Я рад, что именно он вызвал меня к жизни, и я часто гадал, каковы были причины этому. Я вижу, что твое лицо вдруг потеряло краски, госпожа. Я совсем не собирался огорчать тебя этим разговором, просто хотел как-то удовлетворить твое любопытство и заложить в твой мозг кое-какие мысли, которые есть у нас, стариков, насчет этих дел. Когда-нибудь и ты захочешь взглянуть на это с моей точки зрения, я уверен. Но мне жаль видеть тебя такой расстроенной. Умоляю тебя, успокойся. Забудь мою болтовню. Ты — Госпожа иллюзии. Не могу ли я поговорить о чем-нибудь близком тебе? Я знаю, что ты скажешь о манере, в которой я говорил, почему мое имя-первое в списке. Это поклонение герою, я полагаю… Ну вот, ты немного раскраснелась. Не хочешь выпить холодного? Подожди минутку… Вот, выпей. Теперь насчет Акселерационализма. Это просто доктрина дележа. Она предлагает, чтобы мы, жители Неба, отдали живущим внизу наши знания, могущество и имущество. Этот благотворительный акт должен быть направлен на подъем их условий существования на высший уровень, сродни тому, который занимаем мы сами. Тогда любой человек будет как бог, видишь ли. В результате не будет никаких богов, а только люди. Мы должны отдать им наши знания науки и искусства, а сделав это, мы разрушим их простодушную веру и уберем весь базис их надежд на лучшее — потому что лучший путь для уничтожения веры и надежды — это позволить им реализоваться. Почему мы должны позволить людям страдать от этого груза коллективной божественности, как того желают Акселерационалисты, когда мы и так даруем им это индивидуально, если они того заслуживают? В шестидесятилетием возрасте человек проходит через Залы Кармы. Его судят, и… если он делал добро, подчинялся правилам и ограничениям своей касты, оплачивал ритуалы Небу, продвигался вперед интеллектуально и морально, он воплощается в более высокой касте, а иногда получает божественность и приходит жить сюда в Город. Каждый человек время от времени получает заслуженный десерт — например, ограждение от несчастных случаев, и таким образом каждый человек, скорее, чем общество в целом, может войти в божественное наследие, которое честолюбивые Акселерационалисты желают оптом раскидать перед всеми, даже перед неготовыми. Как видишь, эта позиция страшно несправедливая и ориентирована на низшие касты. На самом же деле они желают понизить требование божественности. Требования эти строги по необходимости. Дашь ли ты силу Шивы, Ямы или Агни в руки ребенка? Если ты не дура, ты этого не сделаешь. Ты не захочешь проснуться утром и увидеть, что мира не существует. Именно это и могли вызвать Акселерационалисты, поэтому их остановили. Теперь ты знаешь об этом учении все. Ну, я вижу, тебе жарко. Могу я повесить твою одежду и принести выпить? Очень хорошо. Так на чем мы остановились, Майя? Акселерационалисты уверяли, что все, только что сказанное мною, было бы правдой, если бы не тот факт, что порочна сама система. Они клевещут на честность тех, кто разрешает перевоплощение. Некоторые даже осмеливались утверждать, что Небо содержит бессмертную аристократию своевольцев, играющих с миром. Другие смеют говорить, что лучшие люди никогда не получают божественности, но в конце концов встречаются с реальной смертью или воплощением в низшие формы жизни. Кое-кто мог бы даже сказать, что ты сама выбрана была для божественности потому только, что твоя первоначальная форма и стать поразили воображение некоего похотливого божества, а вовсе не из-за твоих явных доброжелателей, милочка… Смотри-ка, у тебя, оказывается, полно веснушек! Да, об этих вещах проповедовали трижды проклятые Акселерационалисты. Эти обвинения, которые поддерживает отец моего разума, я стыжусь произносить. Что человек может сделать с таким наследством, кроме как удивляться? Этот человек представляет последнюю ересь среди богов. Он — явное зло, но он и великая фигура, этот отец моего разума, и я уважаю его, как в древности сыновья уважали отцов своих тел… Теперь тебе холодно? Иди сюда, позволь мне… Сюда… Сюда… Теперь сотки для нас иллюзию, моя любимая, чтобы мы вошли в мир свободными от таких глупостей… Вот так. Повернись сюда… Пусть в этом убежище будет новый Эдем, моя влажногубая с зелеными глазами… Что главное во мне в этот миг? Истина, моя любовь, и искренность, и желание разделить…