— Нет…
— Да.
— Ты еще более сентиментальна, чем я думал.
— Так будет это сделано или нет?
— Откровенно говоря, в свете недавних событий я предпочел бы этот способ.
— Значит, решено?
— Пусть будет по твоему желанию. Теперь у него оказалось больше силы, чем я думал. Не будь на страже Бог Иллюзии… я не предполагал, что тот, кто был так долго спокоен, мог оказаться таким… талантливым, как ты выразилась.
— Ты отдашь мне это существо в мое полное распоряжение, Создатель?
— С удовольствием.
— И добавишь на десерт Повелителя Воров?
— Да, пусть будет так.
— Спасибо, Могучий.
— Не за что. Спокойной ночи.
Говорят, что в этот день, этот великий день, Бог Вайю остановил ветры Неба, и тишина сошла на Небесный Город и лес Канибурхи. Ситрагупта, слуга Господина Ямы, готовил в Брошенном Мире громадный погребальный костер из ароматического дерева, смол, благовоний, ароматов и дорогих одежд; и на этот костер он положил Талисман Связывающего и громадный плащ из синих перьев, принадлежавший Ориту, главе Демонов Катапутны; он также положил меняющую форму драгоценность Матерей из Купола Жара и шафрановую мантию из пурпурной роши Алондила, которая, как говорили, принадлежала Татагатхе-Будде. После праздничной ночи стояла полная утренняя тишина. В небе не было видно никакого движения.
Говорили, что демоны невидимо пролетали по верхней части воздушного пространства, но боялись приближаться. Говорили, что было много знаков и знамений, означающих падение могущества. Теологи и святые говорили, что тот, кого звали Сэм, отрекся от своей ереси и отдал себя на милость Тримурти. Говорили также, что богиня Парвати, которая была то ли его женой, то ли матерью, то ли сестрой, а может быть, всеми ими, бежала с Неба, чтобы жить в скорби и печали среди ведьм восточного континента, которых считала родственниками. На заре великая Птица Гаруда, перевозившая Вишну, клюв которой разбивал колесницы, шевельнулась в момент пробуждения в своей клетке и издала единственный хриплый крик; он пронесся по Небу, дробя стекла, эхом прокатываясь по стране, будя всех спящих. В спокойном лете Неба начался день Любви и Смерти.
Улицы Неба были пусты. Боги до времени сидели по домам и ожидали. Все порталы Неба охранялись.
Вор и тот, кого почитатели называли Махасаматманом — считая его богом, были освобождены. В воздухе внезапно похолодало, и это было предзнаменованием.
Высоко-высоко над Небесным Городом, на платформе, венчающей Шпиль высотой в милю, стоял Бог Иллюзии, Мара, Мастер Снов. На нем был его многоцветный плащ. Мара поднял руки, и энергия других богов вливалась через них, добавляясь к его энергии.
В его мозгу формировался сон. Затем Мара швырнул его, как высокая волна бросает воду на берег.
Во все века, начиная от сотворения Богом Вишну Города и диких мест, они существовали рядом, но реально не соприкасались, смежные, однако отдаленные друг от друга великим расстоянием мысли, а не просто природным расстоянием. Вишну, Хранитель, сделал это не без причины. Сейчас он не полностью одобрял поднятие этого барьера, даже на ограниченное время. Он не хотел видеть что бы то ни было из диких мест в Городе, который, по его замыслу, увеличивал совершенное торжество форм над хаосом.
Тем не менее властью мастера Снов призрачным кошкам дано было право временно появляться на всем Небе.
Они неустанно бродили по темным вневременным тропам джунглей, которые были частью иллюзии. Там, в месте, что существовало лишь наполовину, их глазам представали новые видения, а с ними неутомимость и призывы к охоте.
Среди мореплавателей, разносящих слухи и легенды по всему миру и вроде бы знающих все, шли разговоры, что призрачные кошки, охотившиеся в этот день, вовсе не были настоящими кошками. В разных местах мира, где боги проходили позднее, рассказывалось, что кое-кто из Небесного Отряда переселился в этот день в тела белых тигров Канибурхи, чтобы участвовать в охоте по улицам Неба за вором-неудачником и за тем, кого называли Буддой.
Говорят, что, когда он бродил по улицам Города, древняя джек-птица трижды облетела вокруг него, села на плечо и спросила:
— Не ты ли Матрейя, Бог Света, которого мир ждет много лет и о чьем приходе я когда-то пророчествовал в своей поэме?
— Нет, меня зовут Сэм, — ответил он, — и я готов уйти из мира, а не возвращаться в него. Кто ты?
— Я птица, которая когда-то была поэтом. Каждое утро я взлетаю, когда крик Гаруды открывает новый день. Я летал по дорогам Неба, выискивал Господина Рудру, чтобы нагадить на него, когда почувствовал власть дикого, идущего по стране. Я летал далеко и видел: многое, Бог Света.
— Что же видела ты, птица, которая была поэтом?
— Я видела незажженный погребальный костер на краю мира, и туманы дрожали над ним. Я видела богов, опаздывающих, торопящихся через снега, пробивающихся над куполом. Я видела молящихся на ранга и непатхиа, создающих маску Крови для свадьбы Смерти и Разрушения. Я видела Бога Вайю, поднявшего ветры, что кружились по Небу. Я видела многоцветного Мару, стоящего на Шпиле высокой башни, и чувствовала, что грядет власть дикого — потому что видела призрачных кошек, потревоженных в лесу и спешащих сюда. Я видела слезы мужчины. Я слышала смех богини. Я видела Сверкающее Копье, поднятое против утра, и слышала молитву, перешедшую в клятву. И, наконец, я видела Бога Света, о котором я, будучи поэтом, писал давным давно:
Птица взъерошила перья и замолкла.
— Я рад, птица, что у тебя был случай увидеть так много вещей, — сказал Сэм, — и что от придуманной тобой метафоры ты получила некоторое удовлетворение. К сожалению, поэтическая истина сильно отличается от того, что окружает нас в жизни.
— Славься, Бог Света! — сказала птица и взлетела в воздух.
В полете ее пронзила стрела, выпущенная из окна тем, кто ненавидел джек-птиц.
Сэм бросился вперед.
Говорят, что призрачные кошки, взявшие его жизнь и чуть позднее — жизнь Хальбы, были на самом деле богом и богиней, и это вполне возможно.
Говорят также, что у призрачных кошек, убивших их, это была не первая и не вторая попытка. Несколько тигров погибли от Сверкающего Копья, которое прошло в них, само выдернулось, задрожало, очищаясь от крови, и вернулось в руку метателя. Тэк, Сверкающее Копье, однако, и сам упал, пораженный в голову стулом, брошенным Богом Ганешей, который вошел в комнату за спиной Тэка. Некоторые говорили, что Сверкающее Копье было уничтожено Богом Агни, но другие утверждают, что Богиня Майя зашвырнула его за пределы Брошенного Мира.
Вишну был недоволен и, говорят, позднее упирал на то, что Город нельзя было марать кровью, что, если хаосу показать вход, он рано или поздно войдет.
Но младшие боги его осмеяли, потому что он считался наименьшим в Тримурти, а его идеи относились к тем временам, когда он просто был среди Первых. По этой причине он отказался принимать какое-либо решение и удалился в свою башню. Бог Варуга Справедливый отвернул свое лицо от дел и пошел в Павильон Тишины на Брошенном Мире, где скрылся в комнате, называемой Страх.
Поставленная театром масок «Маска Крови» была очень привлекательна, Она была написана поэтом Адазаи, известным своим элегантным языком и принадлежавшим к антиморганистской школе, «Маска Крови» сопровождалась мощными иллюзиями, которые Мастер Снов порождал специально для этого случая. В пьесе говорилось, что в этот день Сэм тоже ходил в иллюзии и что, как участник дикого, он проходил частично в темноте, в ужасном запахе, через области плача и стенаний и снова видел все ужасы, какие знал в своей жизни. Они возникали перед ним, яркие и тусклые, молчащие и грохочущие, свежевырванные из ткани его памяти и капающие эмоциями своего рождения в его жизнь, пока она не кончилась.