— Смерть, ты предвосхищаешь битву, — сказал он.
— Произошли перемены, — ответил Яма.
— Какого рода?
— Изменение позиции. Я пришел сюда воспротивиться воле Неба.
— Каким образом?
— Сталью, Огнем. Кровью.
— Из-за чего такая перемена?
— В Небе произошел развод. И предательство. И позор. Госпожа зашла слишком далеко, и теперь я знаю причину, господин Калкин. Я не одобряю твой Акселерационализм, но и не отрицаю его. Для меня важно лишь то, что это единственная сила в мире, способная противостоять Небу. И, понимая это, я присоединяюсь к тебе, если ты примешь мой меч.
— Я приму твой меч, Господин Яма.
— И я подниму его против любого из небесной шайки, за исключением лишь самого Брамы, против которого я не встану.
— Договорились.
— Тогда позволь мне быть твоим возничим.
— Я бы не против, но у меня нет боевой колесницы.
— Я привез специальную колесницу. Я долгое время работал над ней, и она еще не вполне закончена, но и такой будет достаточно. Я должен собрать ее в эту ночь, потому что сражение начнется завтра утром на заре.
— Так я и думал. Ракша предупредил меня о приближении войск.
— Да, я видел их, когда пролетал над ними. Главная атака будет с северо-востока, через равнину. Боги присоединятся позднее. Но, без сомнения, войска идут со всех сторон, включая и реку.
— Мы контролируем реку. Далисса ждет на дне. Когда придет время, она поднимет волны, заставит их кипеть и захлестывать скамьи их галер.
— Я думал, что Жар весь вымер.
— Да, кроме Далиссы. Она последняя.
— Как я понял, Ракшасы будут сражаться с нами?
— Да, и другие…
— Кто другие?
— Я принял помощь… безмозглых тел… их боевой отряд… от Бога Ниррити.
Яма прищурился и раздул ноздри.
— Это плохо, Сиддхарта. Рано или поздно его будет нужно уничтожить, и нехорошо быть в долгу у такого типа.
— Я знаю, Яма, но я в отчаянном положении. Они прибывают ночью…
— Если мы победим, Сиддхарта, опрокинем Небесный Город, сломаем древнюю религию, освободим людей для технического прогресса, но оппозиция все равно останется. Ниррити, который сам все эти столетия ждал смерти богов, будет атакован и побит сам. Будет так, или все начнется сначала — во всяком случае, Боги города несколько более тактичны в своих некрасивых действиях.
— Я думаю, мы должны принять помощь независимо от того, просим мы о ней или нет.
— Да, но, приглашая его или принимая его предложение, ты, в любом случае, будешь обязан ему.
— Ну, когда дело дойдет до расплаты, тогда и посмотрим.
— Это политично, согласен. Но мне это не нравится.
Сэм налил сладкого темного кинсетского вина.
— Я думаю, Кубера захочет с тобой позднее повидаться, — сказал он, предлагая Яме стаканчик.
— Что он делает? — спросил Яма, выпив вино одним глотком.
— Тренирует войска и ведет класс по двигателям внутреннего сгорания для местных ученых, — сказал Сэм. — Даже если мы проиграем, то что-то останется и будет совершенствоваться.
— Если это принесет какую-то пользу, то им нужно знать не только описания машины…
— Он говорил в эти дни до хрипоты, и писцы все записывали за ним — геологию, рудное дело, металлургию, химию нефти…
— Будь у нас больше времени, я бы помог. А сейчас, если хоть десять процентов сохранится, и то будет достаточно. Не завтра-послезавтра, но…
Сэм допил свое вино и снова наполнил стаканчики.
— За завтрашний день, возничий!
— За кровь, Связывающий, за кровь и убийство!
— Часть крови может быть и нашей собственной, Бог Смерти. Но все равно мы возьмем с собой достаточное количество врагов…
— Я не могу умереть, Сиддхарта, иначе как по собственному желанию.
— Как это так, Господин Яма?
— Позволь Смерти иметь свои маленькие секреты, Связывающий. А то я могу отказаться выполнять свою долю работы в этой битве.
— Как угодно, Господин.
— За твое здоровье и долгую жизнь!
— За твое.
День сражения заалел зарей. С реки потянулся легкий туман. Мост Богов сиял на востоке, темнел в уходящей ночи, разделял Небо как бы горящим экватором.
Воины Кинсета выстроились за городом, на равнине у Ведры. Пять тысяч человек с мечами, луками, пиками и пращами ждали сражения. В первых рядах стояла тысяча зомби под предводительством живых сержантов Черного, которые направляли все их движения барабанным боем и полотнищами черного шелка, вьющимися на ветру, как дымные змеи, над шлемами зомби.
Пятьсот копьеносцев держались в тылу. Серебряные циклоны — Ракшасы — висели в воздухе. Время от времени вдали слышался рев зверей джунглей. Знаки пяти стихий сверкали на остриях пик и на войсковом знамени.
В небе не было ни облачка. Трава на равнине влажно блестела. Воздух был холоден, земля еще достаточно мягкая, так что видны были отпечатки ног. Серый, зеленый и желтый цвета под небом били в глаза. Ведра кружилась в берегах, собирая листья деревьев. Говорят, что каждый день повторяет историю мира: выходит из темноты и холода в начинающееся тепло и смутный свет, сознательно щурит глаза в середине утра, пробуждает мысли скачком нелогичной и несвязной эмоции, спешит к полуденному теплу медленно, болезненно склоняется в пыль, к таинственному полусвету, к концу энтропии, которая есть ночь.
Начался день.
Далеко в конце поля стала заметна темная линия. Звук труб прорезал воздух, и эта линия двинулась вперед.
Сэм стоял в своей боевой колеснице во главе строя, в сверкающей броне и с длинным серым копьем смерти. Он услышал слова Смерти, который носил красное и был его возничим.
— Их первая волна — кавалерия на слизардах.
Сэм искоса взглянул на далекую линию.
— Это она, — сказал возничий.
— Прекрасно.
Он сделал жест копьем, и Ракшасы устремились вперед, как приливная волна белого света. Двинулись и зомби.
Когда белая волна и темная линия сошлись, послышалась сумятица голосов, скрежет и грохот оружия.
Темная линия остановилась; над ней дымились громадные сгустки пыли.
Затем пришли звуки поднимающихся джунглей, когда собранные хищные звери были выпущены на фланг врагов.
Зомби шли медленно, в такт барабанному бою, а огненные стихии летели перед ними, и там, где они пролетали, засыхала трава.
Сэм кивнул Смерти, и колесница медленно двинулась вперед на воздушной подушке. За ней двинулась армия Кинсета. Господин Кубера спал в наркотическом сне, подобном смерти, в тайном подземелье под городом. Госпожа Ратри ехала на черной кобыле позади строя копьеносцев.
— Их атака отбита, — сказал Яма.
- Да.
— Вся их кавалерия сброшена на землю, и звери все еще свирепствуют среди них. Они до сих пор не перестроили свои ряды. Ракшасы обрушились лавиной, как дождь с неба, на их головы. Теперь на них идет волна огня.
— Да.
— Мы уничтожим их. Сейчас они уже повстречали безмозглых ставленников Ниррити, идущих на них ровным шагом и без страха, их барабаны отбивают такт, а в их глазах нет ничего, вообще ничего. А глядя поверх их голов, враги видят здесь нас в грозовом облаке и видят, что твоей колесницей правит Смерть. Их сердца бьются чаще, холодеют их мышцы. Видишь, как звери проходят среди них?
- Да.
— Пусть не будет звука рога в наших рядах, потому что это не сражение, а убийство.
- Да.
Зомби убивали все на своем пути и, если падали, то падали без слов, потому что для них все было одинаково, а слова для неживых не имеют никакого значения.
Они очистили поле, и свежая волна воинов пошла на них. Но кавалерия была разбита. Пешие солдаты не могли устоять перед копьями и Ракшасами, перед зомби и пехотой Кинсета.
С острыми, как бритва, краями боевая колесница, ведомая Смертью, врезалась во вражеское войско, как пламя пожара. Стрелы и копья в полете поворачивали под прямым углом, не задевая колесницы и стоявших в ней. Темные огни плясали в глазах Ямы, когда он сжимал двойное колесо, управляющее ходом колесницы. Снова и снова безжалостно направлял он колесницу на врага, а копье Сэма разило, как змеиный язык, когда они проезжали через ряды воинов.