— Двадцать… С Елизаровыми — двадцать три, — сказал Рождественский тихо. — Это маньяк, это точно маньяк. Ховенко в шоке еще, но скоро она придет в себя и начнет действовать. Этому маньяку очень не повезло, что он нарвался именно на нее. Она его поймает. И я хочу его защищать.
— Pro bono? — усмехнулся я. — Бесплатно?
— Неважно как, — ответил Рождественский. — Такие дела бывают только раз за всю карьеру. Ты видел такое где-то, кроме кино? Ты даже не слышал о подобном!
— Не слышал, — согласился я. — Но, когда возьмут этого маньяка, едва ли вы что-то сможете сделать.
— Что значит — вряд ли смогу? Я смогу его защитить.
Рождественский подошел к Валентине Семеновне. Она была сосредоточенна, собранна и внимательна. Я тоже приблизился к следователю и адвокату и зажмурился: в самом эпицентре груды трупов ни лесная свежесть, ни ветер не помогали: пахло смертью и гниением.
Ховенко посмотрела на моего босса усталым взглядом и сказала:
— Сереженька, ты их нашел, а мне разбираться. Тебе придется взять в защиту этого человека или людей. Столько тел… Я никогда не работала с таким количеством жертв. Это будет непросто.
— Посмотрим, смогу ли я взять дело…
— Сможешь. Увозим тела. Мы здесь закончили.
— Валя, подожди, — остановил ее Сергей Юрьевич, видимо, собрался набить себе цену. — Ты же знаешь, что мы дежурим, и едва ли ты успеешь…
— Сереженька, ты будешь сам биться за это дело, — спокойно ответила следователь Ховенко. — Пусть даже это будет стоить мне карьеры, но виновному в этом массовом убийстве я буду требовать в качестве наказания смертную казнь.
Рождественский отправил меня в СИЗО сообщить Роберту Смирнову о скором освобождении. Следователь Ховенко обещала, что завтра во второй половине дня она подготовит все документы для освобождения. Не сказать чтобы я горел желанием провести остаток воскресенья в СИЗО в процессе соблюдения всех процедур контроля, но домой мне не хотелось — Жанна чувствовала себя не очень хорошо, у нее не переставая болела голова, и все выходные она не вылезала из кровати. Даже отказалась мыться, заявив, что удар капель воды по коже сильно раздражает ее, и она не может настроить температуру: вода либо ледяная, либо ошпаривает кипятком. Поскольку она практически все время спит, то в нашей однушке нельзя было даже фильм посмотреть, не говоря уже о каких-то других домашних занятиях. Я бы, конечно, мог прогуляться или съездить к родителям, но мне не хотелось ни того ни другого. Поэтому я почти с удовольствием поехал в СИЗО.
Радостную новость об освобождении Роберт Смирнов воспринял не так, как я на то рассчитывал. Я ожидал бури эмоций, положительных, качественных, словом, ждал, что человеку снова захочется жить.
Но нет.
— Еще трупы нашли? Сколько?
— Вместе с Елизаровыми в том лесу похоронено двадцать три тела, — ответил я. — Вы понимаете, что я только что вам сказал? Следователь готовит документы об освобождении, вас не подозревают более в убийствах.
Роберт Смирнов молчал, глядя в стол. Я недоумевал — в чем же дело? Отчего человек, которому грозило пожизненное лишение свободы, так реагирует на новость об освобождении? Да, обвинения в надругательстве над телами умерших с него никто не снимал, и вина там очевидна и доказана, но по этому преступлению нет наказания в виде пожизненного лишения свободы. Я молча ждал реакции, и она наконец наступила.
— В США есть такое понятие, как сделка с правосудием. У нас есть что-то подобное?
— Да, есть сделка со следствием. Но о чем вы хотите рассказать? Следователь и так нашла тела, она в курсе, что есть еще жертвы. Но у нее нет претензий к вам.
— Как вы думаете, что она скажет, когда узнает, что на телах есть мои отпечатки? Что она будет думать?
Мне показалось, что я оглох. Как такой маленький человек мог уложить в могилу столько людей? И оказался пойманным на такой ерунде?! Не может этого быть! Я не верил своим ушам. Роберт между тем поднял на меня полные злости глаза и сказал:
— Если вам кажется, что я шучу, можете дождаться результатов вскрытия и экспертиз. Они найдут там мои отпечатки. Но я думаю, что, когда они их найдут, требовать сделки будет уже поздно. Я никогда не смогу доказать, что этих людей убил не я.
— Вы знаете, кто их убил?