Божественное откровение в Ветхом Завете позволяет познать вечно значимые истины. Бог открывает себя в слове, и его пребывающий плод – творение. Это событие заставляет нас ставить вопрос о его смысле и цели. И именно поэтому оно вынуждает выходить за свои пределы. Вера в живого и сотворившего жизнь Бога неразрывно вплетена в историю Израиля, в которой постоянно присутствует опыт суверенно действующего Бога. Созревание веры в Бога вплоть до принятия положения о спасительной обращенности Бога к своему избранному народу сопровождается развитием понимания откровения, каковое как некая действительность, подчиненная человеческому опыту, тематизируется в своих различных аспектах. Многообразию способов Откровения и событий, в которых оно совершается, соответствует множество слов, которые в Ветхом Завете свидетельствуют об «откровении» как самооткровении Бога. Библия не дает никакого определения откровения, нет в ней и глагола, который употреблялся бы исключительно в связи с Божественным откровением как открыванием-Себя. Священное Писание в целом имеет дело с откровением даже и там, где об Откровении явно не говорится[138]. Несмотря на отсутствие единой терминологии следует различать:
1. факт Откровения как историческое событие, в котором Бог в Своем исполненном силы слове открывает Себя;
2. {63} факт Откровения как событие, совершающееся между Богом и человеком: тот, кто получает откровение вновь на свой лад позволяет открывающему себя Богу обрести определенные очертания;
3. факт Откровения как событие, обладающее определенной «формой» – формулой откровения, которая подчеркивает своеобразие ветхозаветного его понятия и, тем самым, делает ветхозаветное откровение отличным от любых внешних по отношению к Израилю форм откровения.
Если об откровении говорится в строго богословской перспективе, то оно имеет следующий смысл: Бог выступает из своей потаенности. Бог, т. е. Яхве, говорит, и это может быть названо «избираемым как правило» путем самораскрытия Бога. Когда Псалмопевец возглашает: «Словом Господа сотворены небеса, дыханием уст Его – всё воинство их» (Пс 32, 6), то, тем самым, само творение утверждается как этот «избираемый как правило» путь. Космос сам по себе лишается своей колдовской силы и статуса сакрального. Встреча с Богом совершается отныне в слове, т. е. в истории, и слово это обращено к человеку. Именно потому, что условием постижения откровения служит вера в «живого, обладающего действенной силой Бога», рассмотрение откровения немедленно приводит к осмыслению избрания, которое выпадает на долю отдельных людей, переживающих опыт открывающего Себя Бога. Такое восприятие Бога совершается прежде всего в слышании, но может произойти и в визионерском опыте. Бог открывает Себя как выходящая из берегов жизнь в «отношениях» [с человеком]. Такое самораскрытие чревато определенными последствиям для тех, кто откровение воспринимает, оно придает жизни особую форму.
Здесь следует в первую очередь назвать Авраама. Вот черты, характерные для Авраама: паломничество, обетование, которое приводит к заключению Союза и, наконец, решимость как выражение его верности Богу. На примере Авраама ясно видно: Бог открывает Себя как тот, чье водительство и промышление сопровождают человеческую жизнь.
«В какой мере здесь речь идет о богословии, т. е. насколько Бог остается здесь в собственном смысле субъектом, по отношению к которому Авраам может быть назван, если заострить положение дел, функциональной фигурой Божественной воли, видно уже из того, что его личность, его индивидуальность, в течение всей его истории не получает никаких маркированных, индивидуальных черт. История Авраама на самом деле – не история Авраама, но история Бога»[139]. Откровение есть, тем самым, деяние Божие, Его зов обращенный к человеку и звучащий для человека. Откровение приводит к некоей универсальной перспективе, взгляд движется от отдельных носителей откровения к избранному народу Божию и далее к человечеству в целом. {64}
В качестве следующей великой фигуры необходимо упомянуть Моисея. С ним неразрывно связано избрание и призвание Израиля. Моисей, тем самым, превращается в образ посредника, который в своих словах и делах позволяет обрести опыт Бога, опыт его властной действительности. Видение этого Бога в событии откровения углубляется посредством обращенных к Моисею «слов обетования и возвещения грядущих деяний»[140]. Моисей стоит во главе своего народа, поскольку от должен действовать для народа, исполняя Божественное поручение.