Встав с колен — именно в таком положении оставил его Камаль, — Си-Азалла в задумчивости еще некоторое время продолжал оставаться на месте. Но вот он убедил себя: надо действовать. Он покосился на нетронутые стаканы с чаем, все еще стоящие на подносе, хотел было взять один, но тут же решил, что при подобных обстоятельствах пить чай неуместно. Подойдя к двери, он крикнул:
— Можете теперь пить свой чай! Заберите его отсюда!
На выходе он впопыхах чуть не столкнулся с явившейся на его зов супругой, неторопливой, неразговорчивой женщиной крупного телосложения, и разразился бранью на тупость и неуклюжесть женской породы. Не обращая внимания на его спешку и приступ дурного настроения, она задержала мужа вопросом:
— Ты что? Выходишь на улицу в такое время? Что-нибудь случилось?
— Ничего. Ничего не случилось, — ответил Си-Азалла.
И был таков.
Она оглядела прихожую, из которой он только что выскочил, и не торопясь направилась за подносом.
На улице Си-Азаллу, как чуть раньше Камаля, сразу ослепило солнце, бушевавшее в небесах. Но это его не остановило, он нацепил дымчатые очки и заспешил к центру города.
Си-Азалла решил наугад начать с Гостиничной площади, заглядывая в каждое кафе, в надежде отыскать друга. Камаль обычно сюда не заходил, но кто может поручиться? Ни в одном из них он Камаля не обнаружил. Ни один из попадавшихся ему знакомых помочь не мог, никто в этот день Камаля не видел. Никаких следов приятеля не было и в кафе Мешуара, расположенном неподалеку от центра. Вдруг Си-Азалла вспомнил о «Клубе прогресса» — туда он должен был наведаться в первую очередь. Он обозвал себя идиотом за то, что не подумал об этом раньше. Когда Камаль бывал в этих местах, он чаще всего коротал время в клубе, где собирались люди ему симпатичные. Си-Азалла повернул обратно и вновь проделал часть пути, который привел его на Гостиничную площадь. Добравшись до клуба, он сразу поднялся на второй этаж и справился о Камале у распорядителя. Тот уверил его, что Ваэд сегодня еще не появлялся.
— Он редко приходит в такой час. Слишком рано. Вы с ним условились о встрече?
— Нет, срочное дело…
— Раз так, проходите, садитесь. Он должен прийти.
Поразмыслив, Си-Азалла согласился передохнуть, изнурила его не столько ходьба — он все время кружил по центру города, — сколько палящее солнце, под которым ему пришлось мотаться. Он не решался возвращаться в это пекло, по крайней мере так скоро. Заказав кофе, он прошел в один из угловых залов, окна которого смотрели на ту самую магистраль, что привела его сюда; улица показалась ему пустынной. Он хотел остаться наедине со своими мыслями.
Только Си-Азалла уселся за столик около окна, чтобы понаблюдать за улицей, как откуда-то из закутка его окликнули. В полумраке он не сразу узнал, кто это. Но обратившийся к нему встал и направился к столику Си-Азаллы. Теперь Си-Азалла разглядел, с кем имеет дело: с Лаблаком. Он мысленно послал его к черту и проклял случай, который свел их вместе. В другое время Си-Азалла смирился бы с присутствием Лаблака, хотя и без особого восторга. В довершение всех несчастий в зале никого больше не было.
Не дожидаясь приглашения, Отман Лаблак придвинул стул и уселся напротив. При этом, конечно же, проформы ради и исключительно для того, чтобы сподручнее было завязать разговор, он спросил:
— Будете что-нибудь?
И сделал вид, что хочет, хлопнув в ладоши, подозвать официанта.
— Я уже заказал кофе, — неохотно отозвался Си-Азалла.
То ли не заметив раздражения Си-Азаллы, то ли заметив, но решив им пренебречь, его визави произнес, удовлетворенно потирая руки:
— Хорошо, хорошо!
И тут же разразился потоком банальностей. Глуп Лаблак не был, скорее его грех заключался в избытке ума. Если он начинал с избитостей, значит, что-то держал в уме. Си-Азалла очень удивился бы, найдись в городе человек, по отношению к которому Лаблак не вынашивал какой-нибудь идеи, в полной готовности тут же пустить ее в дело. Лаблак сразу заговорил доверительным тоном, тоном сообщника; он наклонился к Си-Азалле, бросая косые взгляды по сторонам, как будто в пустом зале кто-то мог их подслушать. Вошел официант с чашкой кофе для Си-Азаллы, и Лаблак заговорщицки умолк. Лаблаку должно было едва перевалить за тридцать пять, но из-за тучности, раннего переутомления, от которого под глазами у него выступили круги, из-за нарочито беспечного, довольного вида он выглядел значительно старше. Начав с малого, с продажи прохладительных напитков, он резко пошел в гору, что застало врасплох лишь тех, кто не знал, с какой напористостью доводит он свои дела до конца.