И здесь у нас есть надёжный свидетель, достойнейший иудей Филон Александрийский, который, может быть, и не был вполне “кашерен” с точки зрения ревнителей, роившихся вокруг Храма, но, по крайней мере, не замечен ни в какой “стр-р-рашной эзотерике” - как языческой, так и иудейской. Вот его слова:
“(69) После всего прочего, как уже было сказано, возникает человек, как говорит Моисей, «по образу Божию и по подобию» (Быт.1:26). Весьма хорошо, что ничто из возникшего не уподоблено Богу более, чем человек. Но пусть никто не представляет это подобие в чертах телесных, ибо ни Бог не имеет вида человека, ни тело человеческое не богоподобно. Об «образе» же говорится по отношению к водительствующему души уму. Ведь в соответствии с тем единым для всего [умом, послужившим] как бы первообразом, был создан [ум], существующий у каждого в отдельности, и в некотором смысле являющийся богом того, кто его содержит и хранит. Ведь тем Логосом, которым обладает величайший Водительствующий во всем мире, обладает, как видно, и человеческий ум в человеке. Ибо, оставаясь невидимым, сам он все видит и, имея непонятную сущность, постигает сущности других. И искусствами и науками проторяя людям все бесчисленное множество путей, он обходит землю и море, постигая их природу. (70) И затем, взмывая птицей и исследуя воздух и его состояния, он устремляется еще выше, к эфиру и небесным круговращениям, следуя за хороводом блуждающих и неблуждающих светил, [движущихся] по совершенным законам мусического искусства, и, бросаясь вослед путеводной жажде мудрости, оставляя позади всякую чувственную сущность, он достигает умопостигаемой. (71) Там он созерцает образцы и идеи, превосходную красоту того, что он видел здесь чувственным, и объятый трезвым опьянением, словно вдохновением корибанты, но исполнившись иного желания и вожделения лучшего и достигнув благодаря этому высот свода умопостигаемого, он как бы попадает к самому великому царю. Лучи невыносимого для зрения насыщенного света, чистые и беспримесные, изливаются, как поток, так что око рассудка слепнет от их блеска. Поскольку же не всякий образ соответствует архетипическому образцу, но многие из них суть неподобные, [Моисей] уточняет, прибавляя к «по образу» еще и «по подобию», чтобы подчеркнуть точность изображения, имеющего четкий оттиск.”
И далее:
“(134) После этого он говорит, что «создал Господь Бог человека, взяв прах земной, и вдунул в лице его дыхание жизни» (Быт.2:7). Со всей очевидностью и здесь Моисей указывает, что существует огромная разница между созданным теперь человеком и тем, что возник ранее по образу Божию. Ведь последний, созданный чувственным, уже участвует в качественности, составленный из души и тела, являясь мужчиной или женщиной, смертный по природе. Другой же - некий вид по образу Божию, или род, или печать, умопостигаемый, бестелесный, еще ни мужского, ни женского пола, по природе нетленный. (135) Создание же чувственного и частного человека, говорит он, было составным, из земляной сущности и божественного духа. Ведь тело возникло, когда Создатель взял персть и придал ей форму человека, а душа - вовсе не от рожденного, но от Отца и Владыки всего. Ведь то, что Он вдохнул, было не чем иным, как божественным Духом, посланным от блаженной и благословенной природы, словно ее колония, в помощь нашему роду, чтобы он, хотя и смертный в видимой своей части, в невидимой обретал бы таким образом бессмертие. Поэтому и можно в собственном смысле сказать, что человек - смертной и бессмертной природы, пограничный и участвующий в обеих [природах], насколько это необходимо, и возник он одновременно смертным и бессмертным, смертным по своему телу, а бессмертным по своему разуму.”
С трудом продравшись через цветистое многословие Филона и согласившись с мудрецами Талмуда и орлами Синагоги, всегда, даже в “подобной пасхальному вину Гемаре” писавшими чётко, ясно и по существу, а потому и не принявшими александрийца в своё число, отметим главное: Филон разделяет два рассказа, хотя противопоставляет не двух Творцов, а два творения - умопостигаемого человека, сотворенного “по образу и подобию”, и плотского челове(ч)ка, слепленного “из праха земного”. Впрочем, библейскую терминологию “Бог” и “Господь Бог” Филон аккуратно соблюдает, не приписывая создание умопостигаемого человека своему “Господу Богу”.
Отсюда, между прочим, берут начало и каббалистический Адам Кадмон, и назорейский Адам Касия, и герметический Ανθροπος (отметим, что окончательная редакция дошедших до нас герметических памятников, сколь бы древним ни было их происхождение, датируется периодом намного более поздним, чем сочинения Филона). Здесь же уместно упомянуть Адама Света (Адамаса) в “гностических” писаниях и Первочеловека у манихеев, но заострять внимание на них мы пока не станем.