Для святителя Феофана Затворника тот факт, что человек избавляется в крещении от первородного греха, никогда не подлежал сомнению, и описывал он это духовное изменение человека так: «Зачатый в беззакониях и рожденный во грехах человек до крещения носит в себе яд греха, со всею тяготою его последствий. Он состоит в немилости Божией, есть естеством чадо гнева; поврежден, расстроен сам в себе, в соотношении частей и сил и в их направлении преимущественно на размножение греха; подчинен влиянию сатаны, который действует в нем властно, по причине живущего в нем греха. Крещение избавляет нас от всех этих зол. Он (человек) изъемлется из-под владычества сатаны, который теперь теряет власть над ним и силу самовольно действовать в нем»[264]. Интересно отметить, что при дальнейшем, более подробном изъяснении благ, даруемых в крещении, святитель Феофан обращается к толкованиям блаженного Диадоха, которые мы частично уже цитировали.
Подобным образом действие благодати крещения на падшего человека описывал и святитель Игнатий (Брянчанинов). Для него бесспорным является тот факт, что в крещении человек избавляется от первородного греха: «При крещении человеку прощается первородный грех, заимствованный от праотцев, и собственные грехи, соделанные до крещения»[265]. Раскрывая смысл этой фразы, он тут же поясняет, что это означает избавление человека от рабства диаволу: «При крещении сатана, жительствующий в каждом человеке падшего естества, изгоняется из человека; предоставляется произволу крещеного человека или пребывать храмом Божиим и быть свободным от сатаны, или удалить из себя Бога и снова сделаться жилищем сатаны»[266].
Таким образом, и содержание чинопоследования таинства крещения, и толкования святых отцов, которые еще можно было бы продолжать цитировать, приводят к мысли, что первородный грех это не просто повреждение или расстройство человеческой природы, произошедшее в Адаме и унаследованное потомками, хотя это действительно произошло и, несомненно, имеет место в каждом человеке, но и особое духовное состояние — порабощенность человека диаволу. Омытие же первородного греха — это, прежде всего, избавление от этой духовной зависимости, получение духовной свободы для единения с Богом. Человек получает духовное освобождение в таинстве крещения, но полного исцеления человеческого естества, которое должно было бы выражаться не только в духовном, но и в физическом нетлении и бессмертии, он мгновенно не получает. Оставаясь физически тленным и смертным, но получив дар Святого Духа, он имеет благодатные силы достигнуть христианского совершенства, воссоздать с помощью Божией свою расстроенную грехом природу[267].
После крещения люди еще продолжают болеть, страдать и умирать, потому что до крещения в естестве каждого человека царствовал диавол, он принуждал человека ко греху, разрушал человеческое естество через грех и был властен взять его душу после смерти во ад. За время его владычества естество человеческое приходит в сильное расстройство, поэтому после крещения требуется еще немалое время, чтобы восстановить поруганное естество, сделать его прекрасным храмом Духа Святого. Для этого требуется полное послушание Христу и духовный подвиг, ибо «хотя Он изгнал начальника зла из душ человеческих, однако допускает ему нападать изо вне»[268] и увлекать людей во грех. Поэтому каждому крещеному человеку приходится восстанавливать свой «храм», беря пример с вернувшихся вавилонских пленников, которые, восстанавливая святой город Иерусалим, одною рукою производили работу, а другою держали копье. Каждый из строивших препоясан был мечом по чреслам своим, и так они строили[269].
Для соотнесения наследственного первородного греха и власти диавола есть основания не только в чине крещения и в толкованиях святых отцов, относящихся к этому великому таинству. Подобные рассуждения о наследственном греховном повреждении человеческого естества в той или иной мере имеются почти у всех православных отцов, но не все из них подробно рассматривали эту тему. Среди них есть те, кто не ограничился внешним описанием последствий грехопадения, но указал суть наследуемого всеми людьми первородного греха и проследил внутреннюю взаимосвязь между действием ἁμαρτία в естестве человека и его последствиями. На рассмотрении учения этих отцов мы остановимся подробнее.
Начать уместно с изложения учения преподобного Макария Египетского. Этот выбор обусловлен не хронологическим принципом рассмотрения святоотеческого наследия, но прежде всего глубиной и цельностью его суждений-созерцаний, основанных на глубоком личном опыте. Он подробно рассмотрел вопрос о повреждении человеческой природы и донес до нас древнейшее церковное представление об этом. «Духовным беседам» преподобного Макария чужда богословская отчужденность. «Скорее, это интимные признания созерцателя, учащего и назидающего по личному опыту»[270]. Его проникновенные слова с древнейших времен имеют высокий церковный авторитет. Практически во всех известных курсах православного догматического богословия при рассмотрении данной темы цитируется преподобный Макарий Египетский[271]. Протоиерей Ливерий Воронов отмечал исключительную важность его учения и говорил: «Преподобному Макарию Египетскому принадлежит наибольшая доля в раскрытии учения о степени повреждения человеческой природы через грехопадение»[272]. Поэтому рассмотрение данной темы начнем с изложения его учения[273].
264
Свт. Феофан Затворник. Путь ко спасению. Начертание христианского нравоучения. М., 1899. С. 18–19.
265
Свт. Игнатий (Брянчанинов). Слово о различных состояниях естества человеческого по отношению к добру и злу, 5. — Творения. В 7 т. Т. 2. М., 1993. С. 376.
266
Свт. Игнатий (Брянчанинов). Слово о различных состояниях естества человеческого по отношению к добру и злу, 5. — Творения. В 7 т. Т. 2. М, 1993. С. 377.
267
В творениях святых отцов (см.: Свт. Афанасий Великий. Слово о воплощении Бога Слова. — Творения. В 4 т. Т. 1. М., 1994. С. 202; Свт. Василий Великий. Творения. В 5 т. Т. 2. М., 1993. С. 31; Прп. Ефрем Сирин. Творения. В 8 т. Т. 5. М., 1887. С. 128; Блж. Диадох Фотикийский. Слово аскетическое, 76–80; Свт. Григорий Палама. Беседа 16. — Беседы. В 3 ч. 4. 1. М., 1993. С. 170 и др.) встречается образное описание, восходящее к известному месту Евангелия (Мф. 12:43–45. Лк. 11:24–26) о нечистом духе, покинувшем человека и возвратившемся с семью злейшими духами, наглядно изъясняющее суть духовных изменений, происходящих в людях при совершении таинства крещения. В обобщенном виде этот образ-притчу можно изложить так. Некоторый город был захвачен разбойниками и стал их владением. Жители города, находясь в плену, были вынуждены постоянно исполнять приказы своих поработителей. Но пришло время, когда к ним явился царь-освободитель, который победил разбойников и выгнал поработителей вон. Жители получили возможность начать новую жизнь под властью нового правителя, который любил их и желал им блага. Однако восстановление города шло медленно, ибо новая жизнь оказалась непростой и не лишенной трудностей: город разрушен, не все готовы проявить послушание новому правителю, разбойники хотя и изгнаны, но продолжают свои набеги. Те, которые поверили новому правителю и проявили ему послушание, смогли под его руководством восстановить свои дома и жить в благополучии и безопасности; у тех, кто пытался прислушиваться к угрозам разбойников, доносившихся из-за полуразрушенной стены города, восстановление домов происходило медленнее; которые же не хотели прислушиваться к словам нового царя и подчиниться ему, они как до его пришествия в город, так и после продолжали жить в руинах и вновь попадали в плен к своим прежним поработителям. Этот образ замечателен тем, что он не только указывает на суть духовных изменений, происходящих в людях после крещения, но и дает ответ на сложный, часто встречающийся вопрос: почему после крещения люди продолжают болеть, страдать, умирать. Ибо освобождение от насилия диавола не означает еще полного исцеления поврежденного естества. Для этого еще требуется духовный подвиг.
271
См., напр.: Макарий (Булгаков), архиеп. Православно-догматическое богословие. В 2 т. T. 1. Коломна, 1993. С. 488, 501, 507; Филарет (Гумилевский), архиеп. Православное догматическое богословие. Ч. 1. С. 219, 224; Сильвестр (Малеванский), еп. Опыт православного догматического богословия. Т. 3. Киев, 1898. С. 410, 419; Алипий (Кастальский-Бороздин), архим., Исаия (Белов), архим. Догматическое богословие. Курс лекций. СТСЛ, 1994. С. 251 и др.
273
Достаточно распространенное среди западных исследователей обвинение автора «Духовных бесед» в мессалианстве мы в рассмотрение не берем, во-первых, потому, что факт высокого авторитета и духовной неповрежденности этих сочинений засвидетельствован Церковью, отвергнувшей эту ересь и сохранившей «Духовные беседы» для своих чад, а во-вторых, потому, что обсуждение этого вопроса выходит за рамки избранной нами темы (см. об этом обстоятельные работы проф. А. И. Сидорова: предисловие к книге «Творения древних отцов-подвижников». М., 1997. С. 14–17; он же. Преподобный Макарий Египетский и проблема «Макарьевского корпуса» // Альфа и Омега. М., 1999. № 3 (21). С. 109–129; № 4 (22). С. 136–165).