«Вопрос о том, как и почему первобытные люди перешли от охоты и собирательства к возделыванию земли, считается давно решенным. Вроде бы все ясно: на каком-то этапе рост численности людей на нашей планете привел к тому, что охота и собирательство уже не могли прокормить всех членов первобытной общины, которой оставался единственный выход: освоить земледелие и перейти к оседлому образу жизни. Переход же к земледелию… явился „спусковым крючком“ быстрого продвижения человека по пути цивилизации…»
Первыми самыми серьезными «возмутителями спокойствия» стали этнографы, которые обнаружили, что сохранявшиеся первобытные сообщества абсолютно не вписываются в стройную картину, рисуемую политэкономией; более того — в корне противоречат ей.
Прежде всего, была выявлена высочайшая эффективность собирательства: голод для охотников и собирателей не норма, а исключение; на поиск пропитания у них уходит почти в два раза меньше времени, чем у земледельцев; да и занятие их не столь изнурительно… Но ради чего тогда совершается это «жертвоприношение труда»?
Обычно, при анализе перехода к земледелию, мы подсознательно представляем современное развитое сельское хозяйство и как-то забываем, что речь идет об архаичном, примитивном земледелии, которое чрезвычайно трудоемко и малоэффективно…
Скажем, даже в «неокультуренном» состоянии клубнеплоды в десять и более раз превосходят злаки и зернобобовые по урожайности, однако древний человек по каким-то причинам вдруг игнорирует этот факт. При этом первооткрыватель-земледелец почему-то считает, что ему мало трудностей, и еще больше усложняет себе задачу, вводя еще и самую сложную обработку урожая из всех возможных с целой дополнительной индустрией (каменных!) средств производства (речь идет о помоле зерна — Авт.)…
География же древнего земледелия заставляет еще больше усомниться в том, что на переход к нему наших предков подвиг недостаток «кормовой базы». По данным Н.И. Вавилова, земледелие возникло почему-то именно в наиболее изобильных районах Земли, — там, где предпосылок для голода было меньше всего…
Вавилов однозначно приходит к выводу, что утверждение о родине пшеницы в Месопотамии или предположение о родине пшеницы в Центральной Азии не имеют никаких оснований… аналогичная картина «оторванности» культурных видов от регионов распространения их «диких» форм наблюдается еще у целого ряда растений (горох, нут, лен, морковь и т. д.)! Ничего себе парадокс выясняется: на родине «диких» сортов не оказывается следов их окультуривания, которое осуществляется в каком-то другом месте, где «диких» форм уже нет!
Эта картина усугубляется тем, что, согласно общепринятой версии истории, древний человек не просто перешел к земледелию, а сделал это якобы МНОГОКРАТНО, независимо в разных местах Земли. Причем, удивительно ЕДИНООБРАЗНО. Ведь, если послушать историков, то все древние цивилизации — в Месопотамии, в Индии, в Китае, в Америке и т. д. — возникли независимо друг от друга и независимо перешли к земледелию. Однако, несмотря на все географические и климатические различия, главные основы земледелия почему-то оказались везде одни и те же: выращивание злаков, помол зерна и выпечка хлеба (или лепешек).
Такое единообразие выглядит странно. Логичнее предположить, что земледелие, в том виде, в каком оно существует на Земле, возникло в силу каких-то ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ обстоятельств. Причем, лишь ЕДИНОЖДЫ, в каком-то одном месте на Земле. Иначе мы имели бы, скорее всего, несколько существенно различных видов земледелия. И лишь потом, войдя в привычку живущего там народа, оно было ЗАНЕСЕНО во все другие места по мере расселения по Земле выходцев из этого ЕДИНСТВЕННОГО первичного очага цивилизации.
Такая картина развития человечества резко противоречит устоявшимся сегодня взглядам, но прекрасно согласуется с Новой хронологией. В отличие от скалигеровской историко-хронологической версии, в исторической реконструкции, основанной на Новой хронологии, первичный очаг человеческой цивилизации был ТОЛЬКО ОДИН. Другими словами, Империя была ТОЛЬКО ОДНА.