Вероника. Что значит — что из этого?!
Мишель. Если ты зовешь людей, будь добра соответствовать.
Вероника. Врешь, врешь! Он все врет!
Ален. Честно говоря, жена притащила меня сюда на аркане. Потому что, если ты воспитан на боевиках с Чаком Норрисом, то весь этот застольный треп как способ договориться кажется абсолютным бредом…
Мишель смеется.
Аннет. Я думала, ты воспитан на Д.Артаньяне
Ален. Они с Чаком Норрисом одного поля ягоды.
Мишель. Согласен.
Вероника. Согласен? Вы еще обнимитесь.
Аннет. Теперь я вижу, что тащить тебя сюда было в самом деле бессмысленно.
Ален. Ну а чего ты хотела, Тотошенька? — идиотская кликуха, в самом деле… Что агнцы возлягут с волками и воссияет мировая гармония? Брр, ром зверский.
Мишель. Ничего, да? «Капитан Морган», пятнадцать лет выдержки.
Вероника. А тюльпаны — чья была идея?! Это я, может быть, сказала, что стыдно без цветов? Это я понеслась ни в свет ни заря в цветочный салон.
Аннет. Вероника, ну что вы себя истязаете? Что вы себя доводите по пустякам…
Вероника. Тюльпаны — это исключительно его идея! Исключительно! Мне нальет кто-нибудь?
Аннет. Да, вспомните кто-нибудь про нас с Вероникой! А вообще интересно, как это мачо, воспитанный на Чаке Норрисе боится мышей…
Мишель. Слушайте, заткнитесь! Больше ни слова о хомяке! (Протягивает Аннет стакан).
Вероника. Ха-ха-ха! Вы правы, это забавно!
Аннет. А Веронике?
Мишель. Ей не надо.
Вероника. Налей мне, Мишель!
Мишель. Обойдешься.
Вероника. Мишель!
Мишель. Нет.
Вероника пытается вырвать у него бутылку, он не дает.
Аннет. Да что с вами, Мишель?!
Мишель. А что случилось? Вы пейте, пейте, все в порядке.
Аннет. Вы не переносите алкоголя?
Вероника. Да отлично я все переношу!
Вероника всхлипывает. Пауза.
Ален. Ну… я не знаю…
Вероника. Послушайте, мсье…
Ален. Ален.
Вероника. Да, Ален… вы мне не подружка, чтобы вам исповедоваться, но попытайтесь понять. Я живу с человеком, раз и навсегда записавшимся в неудачники. И вся его жизнь такая. Очень трудно жить с человеком, который утешается этой мыслью, который не надеется ничего изменить, который скептически смотрит на любые попытки…
Мишель. Да плевать он хотел на твои откровения. Ему глубоко плевать, ты не видишь?
Вероника. Но надо же верить… надо же стремиться, нет?
Мишель. Учти, он последний человек, с которым стоит об этом говорить.
Вероника. С кем хочу, с тем говорю, понятно?!
Звонит городской телефон.
Мишель. Кто там еще?! Да! Да, мама! Отлично. Лишился зубов, но отлично. Ну, больно, да. Что ж такого. Я занят, мама. Я перезвоню.
Аннет. А зубы еще болят?
Вероника. Нет.
Аннет. Зачем тогда беспокоить маму?
Вероника. А он не может иначе. Ему всегда надо ее накрутить.
Мишель. Слушай, Вероника, хватит! Кончай эту психодраму!
Аннет. Вероника, да всем плевать, что творится вокруг, но все надеются на личное счастье. На счастье, которое уж точно не обойдет их стороной. Но чудес не бывает. И выходит так, что одни просто пашут, как лошади, это их крест, другие одуряют себя чем попало, чтобы не замечать, как уходит время … как тают их шансы стать счастливыми… Но человек пытается этому сопротивляться, пока жив. И находит себе разные игрушки — просвещение, тайны мироздания… Вы вот пишете о Дарфуре, об этой негритянско-арабской резне, в которой уже даже они сами не знают, кто прав, кто виноват и кто начал… отлично, могу понять, вы говорите себе — это мой выбор, я пишу о зверствах, из которых состоит история… Короче, каждый спасается, как может.
Вероника. Я пишу не для того, чтобы спасаться. Вы даже не открывали эту книгу, откуда вам знать, о чем она?!
Аннет. Какая разница…
Пауза.
Вероника. До чего мерзко воняет «Куро»!
Мишель. Жутко.
Ален. Вы переборщили.