Аннет. Мне ужасно стыдно.
Вероника. Вы ни при чем, я действительно брызгала без остановки, как сумасшедшая… Господи, почему мы не можем жить легко, почему нам все мешает?
Ален. Вы слишком много думаете. И не только вы — женщины вообще.
Аннет. Оригинальное замечание, прямо озарение.
Вероника. Много думаете? Что значит «много думаете»? Я вообще не понимаю, какой смысл жить, если не выработать в себе какую-то нравственную систему ценностей..
Мишель. Видите, как я живу?
Вероника. Заткнись! Прекрати! Ненавижу эти фальшивые подмигиванья! Ты не понимаешь, что оскорбляешь меня?
Мишель. Да я пошутил!
Вероника. Да ты кретин!
Мишель. Я всегда говорил, что супружество — тягчайшее испытание, какое только может послать тебе Господь.
Аннет. Приехали.
Мишель. Супружество и отцовство.
Аннет. Знаете, Мишель, совершенно необязательно посвящать нас в вашу философию. Я нахожу это несколько неучтивым…
Вероника. Его это совершенно не волнует.
Мишель. Вы хотите сказать, что не согласны?
Аннет. Ален, скажи что-нибудь.
Ален. У нас свобода мнений.
Аннет. Но зачем их озвучивать?
Ален. Ну, да, может, и незачем…
Аннет. Что нам за дело до их супружества? Мы здесь для того, чтобы разобраться с детьми, а не обсуждать вопросы супружества и отцовства!
Ален. Так-то оно так…
Аннет. Что «так-то оно так…»?
Ален. Есть связь…
Мишель. Именно, именно! Прямая связь!
Вероника. Связь между выбитыми зубами Брюно и нашим супружеством?!
Мишель. Самая прямая.
Аннет. Мы так не думаем.
Мишель. Дети пожирают и коверкают нашу жизнь. Дети втягивают нас в свои ссоры, вешают на нас свои проблемы, это неизбежно! Дети собой вносят вражду между отцом и матерью, и когда видишь все эти смеющиеся парочки у моря, во время медового месяца… дураки, думаешь ты, дураки, вы же еще ничего не знаете! И ведь никто не предупреждает, вот в чем штука. У меня одноклассник — он собирается с новой подружкой завести ребенка. Ты с ума сошел, сказал я ему, в наши годы?! Тебе осталось десять-двенадцать лет до рака или инсульта, и ты хочешь отравить их этой фигней?!
Аннет. Вы сами не верите тому, что говорите.
Вероника. Верит, верит.
Мишель. Конечно, верю. Это я еще мягко выражаюсь.
Вероника. Он еще хуже.
Аннет. Вы клевещете на себя, Мишель!
Мишель. Да ну?! Ха-ха…
Аннет. Перестаньте плакать, Вероника, вы же видите — это его только раззадоривает…
Мишель(Алену, подливающему себе рому). Давайте, не стесняйтесь. Отличная же штука, да?
Ален. Отличнейшая.
Мишель. А сигарку?
Вероника. Никаких сигарок!
Ален. Жаль.
Аннет. Ты же не куришь сигары, Ален?
Ален. Я делаю, что мне хочется, Аннет. Захочу угоститься сигарой — угощусь сигарой. А если не угощусь, то исключительно потому, что не хочу беспокоить Веронику, которая, впрочем, и так уже обеспокоена сверх меры… Кстати, Аннет права, хватит плакать, когда женщина плачет — это всегда провоцирует мужчину на новые гадости… Хотя должен добавить, что точка зрения Мишеля вполне справедлива, вполне. (Его мобильник жужжит). Да, Серж, да. Назначай. Париж, день и час…
Аннет. Черт-те что!
Ален(отходя и понижая голос, чтобы ее не злить). Да, отсылай скорей, с пылу с жару. Что значит «Мы удивлены»?! Никакого «Мы удивлены», это слюнтяйство. Мы с негодованием отвергаем!
Аннет. И вот так каждый день, с утра до ночи, с утра до ночи! Этот мобильник разрушил мою жизнь, я живу от звонка до звонка!
Ален. Э… минуточку. (Прикрывает трубку). Аннет, это в самом деле очень серьезно.
Аннет. Серьезно! Все серьезно, кроме семьи…
Ален(в телефон). Да, поехали дальше… Не «процедура», ни в коем случае не «процедура»! Напиши «маневр». Когда до совета директоров оставалось всего две недели, компания предприняла маневр. Так лучше, а?
Аннет. И так везде — за обедом, на улице… Ему же все равно, где.
Ален(в телефон). «Газету» поставь в кавычки. Слышишь? В кавычки!
Аннет. Ни слова больше ему не скажу. Ни слова! Все, я сдалась. Меня уже тошнит, тошнит от всего этого!