Вероника. Но с другой стороны, то, что произошло, — это наше дело, разве не так? Произошло насилие, — и это нас по определению касается!
Мишель. Когда у меня в двенадцать лет была своя банда и я был, так сказать, вожаком, то я дрался с второгодником Дидье, который был больше меня, и побил его в честном бою.
Вероника. О чем ты, Мишель! Зачем нам об этом знать?!
Мишель. Да, извини. Тебе — незачем.
Вероника. Мы не обсуждаем честный бой! У наших детей был не бой, а избиение!
Мишель. Знаю, знаю. Просто вспомнилось.
Ален. Боя не было, но разница-то невелика…
Вероника. Разница огромная.
Ален. Какая же?
Мишель. Ну, по-первых, с Дидье мы договорились подраться. По обоюдному согласию.
Ален. Но вы же тоже избили его.
Мишель. Еще как!
Вероника. Слушайте, можно мы оставим в покое этого Дидье? Я хотела бы сама переговорить с Фердинандом.
Аннет. Безусловно!
Вероника. Но без вашего согласия мне не хотелось бы…
Аннет. Да конечно, естественно!
Ален. Ну-ну. Удачи.
Аннет. Ален, прекрати! Я тебя не понимаю…
Ален. Мадам полагает…
Вероника. Вероника.
Ален. Вероника, вас вдохновляет, так сказать, просветительский зуд, и это очень похвально.
Вероника. Если вы против, я ни в коем случае не буду говорить с ним…
Ален. Нет, поговорите с ним, зачитайте ему обвинительное заключение, все, что хотите…
Вероника. Я не понимаю, почему вы с таким безразличием…
Ален. Мадам…
Вероника. Вероника!
Ален. Да конечно, мой сын мне не безразличен! Он ранил чужого ребенка…
Вероника. Намеренно.
Ален. Не вижу смысла в этом примечании. Разумеется, намеренно.
Вероника. Но в этом то вся разница.
Ален. Разница между чем и чем?! Мы о чем говорим, собственно? Мой сын взял палку и огрел вашего сына, мы из-за этого собрались или я чего-то не понимаю?
Аннет. Это бессмысленный спор.
Мишель. Да, она права. Если так подходить, то все бессмысленно.
Ален. Нет, я не понимаю! Для чего это подчеркивать — «преднамеренно», «с обдуманным намерением»?! Это что-то меняет?
Аннет. Слушайте, мы так далеко зайдем. У мужа неприятности, он раздражен, я вечером приду с Фердинандом, и все разрешится само собой…
Ален. Я ничем не раздражен!
Аннет. Значит, я раздражена.
Мишель. Раздражаться совершенно не из-за чего.
Аннет. Нет, есть из-за чего.
Мобильник Алена жужжит.
Ален. Не вздумай делать никаких заявлений! Никаких комментариев… Нет, ни в коем случае нельзя изымать его из продажи! Если ты снял его с продажи, значит, ты все признал… Пойми, как только ты снял «Антрил» с продажи, ты признал ответственность! Нет, если хочешь, чтоб тебя обвинили в сокрытии данных, что ты два года все знал и молчал, и не сказал ни слова ни в инструкции, ни в компании — тогда давай, изымай…
Вероника. Кстати, а в прошлом году, на Первое сентября, разве не Фердинанд играл Буратино…
Аннет. Да.
Ален. Морис, о пострадавших мы подумаем позже… Ты подумай, как тебе не пострадать от совета директоров!
Вероника. Он играл замечательно!
Аннет. Да…
Ален. Мы не собираемся снимать лекарство с рынка только из-за того, что два или три идиота стукнулись о мебель! Никаких заявлений, ты понял?! Я перезвоню…
Обрывает разговор и набирает коллегу.
Вероника. Я же отлично помню, как он играл Буратино! Помнишь, Мишель?
Мишель. Да, да…
Вероника. Он был такой веселый, озорной…
Аннет. Да, да.
Ален. Они паникуют, пресса их взяла за жопу, ты должен подготовить коммюнике или что хочешь, но ни в коем случае не оправдываться! Лучшая оборона — наступление. Ты настаиваешь, что это Веренц-Фарма — главный пострадавший, что компанию пытаются дестабилизировать за две недели до совета директоров, что мы догадываемся, откуда это исходит, почему это все упало с неба именно сейчас и тэ дэ и тэ пе… Про здоровье вообще молчи, просто не трогай эту тему и все. Главное — кто стоит за дискредитацией. Ну, давай…