Неважно.
Вулфра из Торфо зажгла остальные свечи и подняла руки, устремив безжалостный взгляд на последнюю из трех сестер, которых привели к ней стражники. Ей не хотелось терять девочку, но она была необходима для того, чтобы заклинание сработало, и поэтому баронесса отодвинула небольшое сожаление на задний план, сосредоточившись на тонком контроле, которого требует заклинание-ловушка.
Волшебник с кошачьими глазами посмотрел на свой кристалл и улыбнулся. Какое восхитительное создание, Вулфра! Такое же приятное, как аспид... и наполовину такое же надежное.
Это действительно было заслуживающим доверия заклинанием, размышлял он, учитывая довольно... нетрадиционный характер ее тренировок, хотя он часто задавался вопросом, действительно ли она осознает, насколько выше своего собственного уровня она соревнуется. Он знал все о ее замыслах на мече, и они его не касались. Если бы было возможно победить меч, он бы давно это сделал. Однако, в отличие от Вулфры, он знал его историю. Всю его историю, с того момента, как он был выкован, до того момента, когда его навершие разлетелось надвое. В этой истории сразу после Падения была дыра, поскольку первоначальный Совет Карнэйдосы был разрушен до основания, когда Венсит и Белый совет обстреляли континент. Неизвестно, кто на самом деле разместил его под тем, что впоследствии станет замком Торфо, хотя в старейших записях карнэйдосцев были намеки на то, что это вполне могла быть Челтис из Гарота, любовница и ближайшая союзница Херрика Оттарфро. Ему казалось странным прятать его в таком месте, но у нее наверняка были все мыслимые причины желать, чтобы сразу после Падения он был далеко-далеко от Контовара! Его зазубренная, яростно излучающая мощь была бы последним, чего хотел бы любой из волшебников, пытающихся восстановить руины в радиусе тысячи лиг от них!
Было отдаленно возможно, что он мог быть спрятан одним из горстки выживших белых волшебников после Падения, но это казалось гораздо менее вероятным, чем вероятность того, что ответственность за это несла Челтис. Волшебник с кошачьими глазами проанализировал работу, которая создала туннели, ведущие в его пещеру, и они были работой чрезвычайно могущественного и опытного волшебника палочки, явно непосильной для кого-либо менее опытного, чем член самого Совета Оттавара, и всех волшебников Белого Совета, из которых только Шарелса выжила со своей силой - и разумом - достаточно неповрежденными для такой задачи. Конечно, если бы она спрятала меч, Венсит с самого начала знал бы, где он лежит, а это было не так. Совет Карнэйдосы точно знал, когда он обнаружил его местонахождение, потому что они наблюдали через его чары, когда он наткнулся на тот факт, что он все еще существовал. Он был полностью сосредоточен на том, чтобы выяснить, как именно Вулфра убила отца королевы Фэллоны; его реакция была бесценной, когда он в поисках доказательств причастности карнэйдосцев к убийству исследовал чары, которые волшебница установила вокруг своего замка, и вместо этого обнаружил меч. Это также было истинной причиной, по которой он не вовлек этих адских вредителей из Совета Семкирка в свои усилия по искоренению Вулфры раз и навсегда. Были некоторые силы настолько великие, некоторые артефакты настолько древние и - теперь - настолько смертоносные в своей сломленной, полубезумной агонии, что даже дикий волшебник мог приблизиться к ним только с предельной осмотрительностью и только после многих лет изучения и изысканий.
Волшебник с кошачьими глазами сомневался, что кто-нибудь когда-нибудь точно узнает, как он попал в Торфо, но он знал о нем слишком много других вещей, чтобы беспокоиться о жалких устремлениях Вулфры, поскольку меч никогда не был чем-то, чем можно было овладеть. Еще до того, как его эфес был разбит, он служил только тем, перед кем сам решал отвечать, и - также в отличие от Вулфры - он знал, что последняя рука, перед которой он когда-либо отвечал, умерла тысячу лет назад и более. Если уж на то пошло, когда его навершие раскололось в давней битве, в которой погиб его последний законный владелец, его сила была навсегда скручена и запутана, завязана в узлы хаотической энергии, вечно воюющие друг с другом, и их невозможно было распутать. Что, по его признанию, делало нынешние поиски Венсита еще более донкихотскими, чем риск, на который он пошел, чтобы спасти дочь-полукровку Базела. Почему Венсит так стремился заполучить артефакт, который даже дикий волшебник не смог бы взять против его воли, когда он должен был знать, что он бесполезен для той цели, для которой он был выкован так давно?