Невозможно, чтобы я ходила без маникюра.
Неужели в больнице мне сняли лак? Это кажется банальным и довольно странным.
— Я хочу, чтобы вы все прекратили это, — я говорю более решительно, чем чувствую. — Я не замужем за этим уродом и уж точно не миссис какая-то там. Ради Бога, мне всего двадцать один год.
Внезапное напряжение в комнате ударяет меня по лицу, и я замираю, уловив нотку ужаса в выражении лица родителей.
— Ч-что? — в моих ушах звучит ужас. — Что случилось?
Взгляд Илая, который мог бы соперничать с морозными пейзажами Антарктиды, падает на меня.
— Тебе исполнилось двадцать три года несколько месяцев назад, а мы женаты уже больше двух лет, Ава.
Я понимаю, что качаю головой, и заставляю себя остановиться, изучая взгляды родителей.
— Он врет, да? Мама…? Папа…?
С раннего детства я знала, что мой отец был значимой фигурой в нашем доме и за его пределами. Человек, который одним своим присутствием мог заполнить весь горизонт, но при этом обращался с моей мамой как с королевой, а со мной и Ари — как со своими принцессами.
Поэтому, когда я вижу, как он опускает голову, меня пронзает боль. Потому что я знаю, просто знаю, что я — единственная нотка дискомфорта и стыда в их с мамой идеальной семье. Пятно черных чернил на его замысловато сотканной жизни.
Ари — нормальная, хоть и озорная, дочь. Я — аномалия. Аномалия, которую иногда приходится обходить стороной, потому что я родилась с дефектом мозга и серьезным психозом.
Все было хорошо, когда я жила с ними, когда они могли держать меня под присмотром и уговаривать принимать лекарства, которые я ненавидела больше, чем свой дефектный мозг.
Но потом я поступила в университет, и, думаю, они сдались. А может, я заставила их сдастся, держась на расстоянии всякий раз, когда они задавали нестандартный вопрос:
— Ты принимаешь лекарства?
Я отвечала «да» вместо правды. Я заменяла их своим любимым коктейлем из алкоголя и наркотиков.
Сейчас, когда мама качает головой, я вижу, как это беспокойство восстает из пепла.
Это не ложь.
Если Илай достаточно коварен, чтобы устроить этот маскарад и даже нанять для него целую бригаду медиков, мои родители никогда бы меня не предали.
Мой взгляд падает на глаза, которые преследовали меня всю жизнь.
Штормовые. Ледяные. Таинственные.
И реальность врезается в меня хуже, чем мои тревожные кошмары.
Я полностью потеряла память о целых двух годах своей жизни.
И каким-то образом умудрилась вляпаться в самые ужасные неприятности, которые только можно себе представить.
Вышла замуж за Илая Кинга.
Это всего лишь очередной кошмар, от которого я в конце концов проснусь, верно?
Это не кошмар.
Я поднимаю голову с плеча Сесили и вглядываюсь в ее лицо. Ее волосы теперь короче, красивые и волнистые. Она выглядит взрослее, ее глаза блестят по-другому.
Счастливые.
Я понимаю, что именно так она и выглядит. Счастливой.
Но что-то ее беспокоит, и я могу предположить, что это связано со мной.
После появления Сеси и Ари мне удалось выгнать Илая под предлогом, что мне нужно побыть с ними наедине.
Стиль моей сестры тоже изменился. Раньше она одевалась в такие наряды, которые могли посоперничать с гардеробом любимых подчиненных Сатаны, а сейчас на ней милое платье в горошек и черные сапоги Prada.
Ее темные волосы, уложенные в косу, придают ей очарования, но в то же время делают похожей на великолепную угрозу.
Не могу поверить, что ей уже двадцать. Двадцать.
Перспектива того, что я потеряла два года не только своей жизни, но и ее, и всех, кто мне дорог, наполняет меня тревогой.
Когда я отстраняюсь от Сеси, Ари вылезает из сапог и садится на больничную койку, скрестив ноги, наблюдая за мной, как детектив-новичок из тех ночных тайн.
— Тебе не помешает уход за кожей.
— Спасибо за заботу, маленькая дрянь.
— В любое время, — она откидывает волосы, но я вижу намек на боль, которую она пытается скрыть. — Я думала, что больше никогда тебя не увижу.
Она делает паузу и прикусывает губу, когда Сесили качает головой.
Я смотрю между ними, чувствуя себя чужой. Самозванкой в чужой шкуре.
— Что происходит?
Сесили испускает тяжелый вздох.
— Мы думали, что с тобой случится что-то плохое после того, как мы услышали о… ну, ты понимаешь.
— Не понимаю. После чего?