— Стерва, умоляю. В данный момент все, от королевской семьи до местного почтового отделения, знают о ее маленькой влюбленности.
— В том числе и Илай, если уж мы говорим о нем, — говорит Лэн с лукавой улыбкой. — Он просто предпочитает вести себя так, будто ты — обыкновенная дурочка, существование которой его ничуть не волнует.
— Лэн! — говорит Брэн. — Не нужно быть таким грубым.
— Он никак не отреагировал на сообщение Реми, — впервые говорит Крей.
— Или когда Лэн и Реми несколько дней подначивали его, — добавляет Брэн. — Так что, возможно, все не так плохо, как ты думаешь.
Я понимаю, что Брэн и Крей пытаются успокоить меня, но это совсем не помогает. Может быть, причина его молчания в том, что ему действительно все равно. Равнодушие хуже интереса.
— Вы оба под кайфом? — Лэн хмыкнул. — Это хуже всего. Это ничем не отличается от того, что он притворяется, будто она не более чем пылинка на его ботинке, — больше, чем он уже делал всю ее жизнь. Если хочешь услышать мой совет, не делай того, что задумала, Ава. Ты единственная, кому в итоге разобьют сердце.
— Оставь ее в покое, — Сеси обнимает меня и успокаивает дрожь в моих плечах. — Это не твой день, и никто не спрашивал твоего совета.
— Я пытаюсь избавить ее от водопада слез и предстоящего визита к психотерапевту. Но ваше дело. Я не виноват, что никто не слушает меня, когда я всегда прав.
— Да, Ава, — Реми не сводит с меня глаз, пока отмахивается от руки Ари, словно от комара. — Ему двадцать три, и он получает больше кисок, чем Казанова, но, в отличие от этого неудачника, он даже не старается ради этого и не обращает внимания на женщин, которые проявляют внимание к нему. Он никогда не спит с одной и той же женщиной больше двух раз и не вспомнит их имена, даже если его ударят по голове. Неужели ты хочешь стать одной из них?
— Нет. Я буду исключением.
— Каким исключением? Он едва знает о твоем существовании.
— Это… потому что я была несовершеннолетней. Раньше он не видел во мне женщину.
— И вот новость, он до сих пор ее не видит, — говорит Лэн. — Ты и Ари в его глазах одинаковы.
Ей почти четырнадцать. Я намного старше и определенно уже перешагнула возраст согласия в Великобритании. Я была влюблена в Илая с тех пор, как мне исполнилось двенадцать и у меня начали вырабатываться гормоны. Я постоянно навещала тетю Эльзу, чтобы хоть мельком взглянуть на него, даже если он едва признавал меня. Даже если он воспринимал меня не иначе, чем свою кузину Глин.
Это нормально. Я знаю, что разница в возрасте сыграла не в мою пользу, и восемнадцатилетний парень никогда бы не посмотрел на двенадцатилетку.
Поэтому я ждала целых пять лет, чтобы стать старше и казаться взрослой. Я даже перестала спать с мягкими игрушками, чтобы полностью избавиться от детского образа.
— Это неправда! — говорю я.
— Как Илай относится к тебе, Ари? — спрашивает Реми.
Она ухмыляется, как маленькая психопатка, потому что он наконец-то впервые посмотрел на нее.
— Он купил мне ведерко сахарной ваты и сказал, чтобы я поделилась им с сестрой.
— Как я и сказал, дамы и господа, — Реми делает якобы движение микрофоном.
— Взрослые тоже едят сахарную вату, — говорит Сесили.
— Хватит вбивать ей в голову нелепые идеи и раздувать эго, которое разлетится на куски, как только она заговорит с Илаем, — Лэн, похоже, заскучал. — Он мой кузен, но он безэмоциональный мудак, который собирает разбитые сердца маленьких девочек в банку, а потом приносит их в жертву своим демонам. Не будь сердцем в банке, Ава.
Мое настроение резко падает в худшую сторону до конца вечеринки. Я здороваюсь с тетей Эльзой и дядей Эйденом, а потом ухожу, пока не замечу или не столкнусь с Илаем.
Я знаю, что он здесь. Я чувствую его присутствие в воздухе.
Одна особенность Илая в том, что он может сделать себя невидимым, если захочет. Но обычно на меня это не действует. Я всегда знала о своих чувствах к нему и привязанности.
Я собиралась признаться ему в этом с помощью письма, которое тщательно писала месяц назад и с тех пор выучила наизусть. Я спрятала его в сумку Chanel на всякий случай, но теперь, когда я услышала, что сказали парни — даже Брэн и Крей, которые недвусмысленно заявили, что признаваться не стоит, — мне захотелось его сжечь.
С его изящной бумагой, металлическим почерком и блестящими сердечками. Все розовое.
Я наивна. Я маленькая девочка, которой не позволено существовать в его божественном окружении.
Может быть, если я подожду еще пару лет, у меня будет больше шансов…