Пьяная, под кайфом, без цели и совершенно безнадежная.
Последние две черты все еще присутствуют, но в каком-то смысле я благодарна за то, что исчезли мои не самые приятные привычки. Я уже не так часто хочу выпить, и даже когда думаю об этом, Илай любит устраивать из этого целую театральную драму.
В доме нет ни капли алкоголя. Я знаю это, потому что все проверила, и знаете что? Винный погреб, который прилагается к нашему дому? Он полон ведер с сахарной ватой, а не бутылок с алкоголем.
Не то чтобы я жаловалась.
Я удивляюсь, как, черт возьми, мне удалось стать трезвой.
И я знаю, что я трезва, потому что последние пару месяцев, которые я могу вспомнить — два года назад — я страдала от сильной головной боли, если не употребляла алкоголь каждые три часа. Я смешивала его с кофе и смузи и выпивала примерно бочку за ночь.
С наркотиками было проще, так как я не была зависимой и баловалась только тогда, когда мне предлагали. С алкоголем все было иначе.
Перейти от тонны к нулю, должно быть, было непросто. Сеси и Ари сказали, что Илай записал меня на эту программу, но они выразились неясно.
Проблема в том, что я не могу представить себя по доброй воле запертой в больнице.
А уж тем более, если учесть, что меня пугают психиатрические клиники и клеймо сумасшедшей.
Как Илай сумел довести меня от буйной алкоголички до такого состояния? Должно быть, это было не так-то просто.
В голове возникает вспышка, похожая на статическое электричество, и я хватаюсь за раковину, чтобы удержать равновесие, так как ванная комната начинает вращаться.
В зеркале перед моими глазами появляется изображение, похожее на старую зернистую пленку.
Я лежу в тускло освещенной спальне, розовое шелковое одеяло поблескивает под мягким светом прикроватной лампы. Белая ночнушка прижимается к моему дрожащему телу, когда я тянусь к запястьям, привязанным к основанию кровати, а мои ноги дрыгаются и путаются в скомканных простынях. Кровать представляет собой хаотичное море перекрученной ткани и смятых подушек.
В то время как шелк кажется гладким и прохладным на моей разгоряченной коже, тугие веревки впиваются в плоть. Мои ноги дико брыкаются, мышцы напрягаются и болят от попыток сопротивляться.
В воздухе витает слабый аромат лепестков роз и бешеного адреналина, смешиваясь с затхлым запахом пота и страха. Бисеринки пота покрывают мою кожу, а волосы прилипают к шее. Сердце стучит так громко, что я слышу его в своих ушах. Однако все мое внимание приковано к нависшему надо мной мужчине, его глаза жесткие.
Ледяные.
Штормовые.
Его ноги по обе стороны от моей талии, а затем его пальцы впиваются в мои щеки так грубо, что я чувствую, как у меня вот-вот отвиснет челюсть.
Я сжимаю дрожащие сухие губы и качаю головой.
— Открой свой чертов рот, Ава.
Я снова качаю головой и пытаюсь высвободиться, но он заставляет меня открыть рот и засовывает что-то между стиснутых зубов.
Я кусаюсь.
Он погружает пальцы глубже, пока они не оказываются почти у меня в горле.
Я задыхаюсь и сглатываю, боясь, что меня сейчас вырвет.
Илай встает во весь рост у кровати, кровь капает с его пальцев и стекает на ковер.
Капает.
Капает.
Капает.
Мои остекленевшие глаза следят за багровыми каплями, когда мое поверженное тело опускается обратно. На секунду моя кожа растворяется в облаке небытия, и я парю внутри себя.
Как будто я самозванка. Паразитирующая сущность, которая не должна здесь существовать.
Но я здесь и смотрю на своего надзирателя. На человека, который разбил мою жизнь на кусочки, не дал мне их собрать и продолжает уничтожать ее.
— Отпусти меня, — мой голос низкий и слабый.
— Нет, — выдыхает он с неприкрытой мрачностью.
— Пожалуйста…
— Нет.
— Тебе когда-нибудь будет достаточно?
Его рука обхватывает мое горло, и он наклоняется, пока его голос не начинает вибрировать у моего уха.
— Никогда.
Дверь распахивается, и я снова оказываюсь в настоящем, мои глаза сталкиваются с тем же ледяным холодом, что и в галлюцинациях. Или, может быть, в воспоминаниях.
Ощущения были слишком грубыми и жестокими, чтобы быть плодом моего воображения.
Взгляд Илая потемнел, словно он хотел меня придушить.
И, вероятно, ему это удалось.