Рука застывает, и я приостанавливаюсь, прекрасно понимая, что если начну играть, то порву струну. Потребность убежать бьется под кожей, как одноглазое чудовище.
Может, мне стоит избавить себя от повторного унижения…
Я поднимаю голову, чтобы осмотреть толпу, и замираю, крепче обнимая виолончель, когда вижу двух мужчин, стоящих рядом с Сэм и Ари. Лео и, как ни странно, Илай.
Он выглядит солидно в своем черном костюме, с закрепленными манжетами и таким нечитаемым красивым лицом, которое должны изучать неврологи и художники.
Несмотря на его обычное безразличное выражение, его присутствие вызывает у меня чувство глубокого облегчения.
Он поднимает в мою сторону бокал с шампанским, и я натянуто улыбаюсь. Не потому, что не хочу, а потому, что мои мышцы не очень-то и способны это сделать.
Я закрываю глаза на короткую секунду и глубоко дышу, а когда открываю их, то беру первую энергичную ноту Сонаты Кодая для виолончели соло. Я могла бы выбрать что-то более современное, не требующее особого внимания к технике, но я была классическим виолончельным наркоманом практически всю свою жизнь.
Если я не брошу вызов себе, то кто?
Я сосредотачиваюсь на дыхании, пока страсть аллегро заполняет пространство. Вторая нота следует за ней. Потом третья…
Вскоре я позволяю виолончели играть самой, и меланхоличная музыка распространяется по мне, как целебный бальзам.
На мгновение весь шум и люди исчезают. Остаются только я и моя виолончель. Как это было всегда, всю мою жизнь.
Но посреди черной тьмы стоит безумная загадка — высокий, неподвижный, пугающий мужчина с ледяными серыми глазами.
И почему-то его присутствие вызывает во мне холодок страха.
Я не играю ни для кого из этих людей, судей или критиков.
Впервые я играю для себя.
Однако я хочу, чтобы он увидел меня в самом ярком свете. Я хочу, чтобы он посмотрел и пожалел обо всем, что сделал со мной.
Я хочу, чтобы он понял, что потерял меня. И хотя у него аллергия на чувства, я надеюсь, что его это немного заденет.
Или много.
Или достаточно, чтобы я смогла зашить свои зараженные раны.
Я с трепетом вдыхаю последнюю ноту первой и единственной части сонаты, которую играю сегодня вечером.
Разрозненные аплодисменты заполняют зал, а затем превращаются во все более громкий шум. Я медленно открываю глаза: люди аплодируют и кричат «Браво», во главе с Ари.
Только теперь с ней нет Илая.
Мой внутренний монолог, который я вела несколько секунд назад, падает на пол, когда на меня обрушивается более сильная эмоция. Отторжение.
Я встаю на нетвердые ноги и несколько раз кланяюсь, в основном чтобы скрыть дрожание губ.
Когда я выпрямляюсь, чтобы уйти со сцены, мой каблук замирает на полу, а губы разъезжаются.
Илай идет ко мне, неся массивный букет красиво уложенных розовых цветов.
Я дважды моргаю, пытаясь вернуться к реальности, но все, что я вижу, — это как мой муж преодолевает расстояние своими длинными ногами, а затем предлагает мне цветы.
— Ты хорошо справилась, — его прохладный, грубый голос звучит в воздухе, как колыбельная.
— Кто ты и что ты сделал с моим жестоким, бесчувственным мужем?
Его губы трогает легкая улыбка.
— Наслаждайся этой версией, пока можешь.
— То есть до того, как в чат войдет твой злой близнец?
— Что-то вроде того, — он кладет цветы мне в руки, и я остро ощущаю вспышки фотокамер. — Я никогда не сомневался в тебе.
— Значит, хоть кто-то из нас, — я чувствую, как мои щеки становятся на тон розовее, чем цветы, несмотря на все мои попытки остаться незамеченной. — Я готова пойти домой, поесть супа, а потом заставить Сэм пустить кровь из ушей, болтая без умолку.
— Ерунда. Мы должны отпраздновать.
Мои губы раскрываются второй раз за минуту, прежде чем я прихожу в себя.
— Я не выигрывала никаких соревнований. Это не повод для празднования.
— Ты впервые после долгого времени чувствуешь себя комфортно с виолончелью, и я считаю, что это достаточная причина.
— Ари присоединится к нам?
— Нет. Она уже едет в дом твоих родителей, пока мы разговариваем.
Конечно, Лео пытается оттащить слегка взбешенную Ари, которая продолжает болтать без умолку.
Без шуток. Мы с сестрой можем болтать целыми ночами. Ни у одной из нас нет физической возможности закончить разговор и просто заткнуться.
Я улыбаюсь.
— Почти уверена, что она засоряет чопорные уши Лео ругательствами, которые он не в состоянии вынести.
— Хендерсону не помешало бы поучиться жизни в реальном мире, — он кладет руку мне на спину и ведет меня вниз по лестнице, его прикосновение посылает ударную волну через мою одежду и нагревает мою кожу. — Увидимся у машины через пятнадцать минут?