— Я знаю. Она присылает мне новости и записи своих выступлений.
— Вот и все. Надеюсь, ты сказала ей, что гордишься ее смелостью.
— Мне не нужно, чтобы ты мне об этом говорил. Я была рядом с ней всю нашу жизнь, и это останется неизменным, даже если мы будем жить на разных континентах, — она делает паузу и как-то странно смотрит на меня. — Ты изменился.
— Все люди меняются.
— Я все еще не уверена, к лучшему или к худшему.
— Я оставлю тебя размышлять над этим.
— Подожди, — она встает на моем пути, прежде чем я успеваю пошевелиться. — Я думаю вернуться в Великобританию на пару месяцев, пока не буду уверена, что с ней все в порядке.
— Я настоятельно не рекомендую этого делать, а под настоятельно я имею в виду — не делать этого.
— Почему нет?
— Потому что ты обращаешься с ней как с ребенком. Ты нянчишься с ней и удовлетворяешь все ее требования. Балуешь ее хуже, чем ее родители, а это полная противоположность тому, что ей нужно.
— Что ж, мне жаль, что я забочусь о ее душевном благополучии.
— Не с помощью методов, которые помогают.
— А твои помогают? — шепчет она, осматривая наше пустое окружение. — Как тот несчастный случай с падением с лестницы?
— Это был несчастный случай.
— Да, конечно. Не нужно притворяться, Илай. Мы оба знаем, что во время приступов она становится непредсказуемой, поэтому тебе следовало выбрать более интенсивный вариант терапии.
— И сломить ее дух? Убить ее творческий потенциал? Задушить все ее существо?
— Только временно. Ей станет лучше.
— В последний раз, когда мы сделали что-то временное, она почти исчезла.
— Нам просто нужно присматривать за ней. Твои напрасные, ложные надежды только усугубят ситуацию. Ее нынешние лекарства лишь притупляют симптомы, но не устраняют корень проблемы.
— Ты обращаешься с ней как с нежным цветком, вот что усугубляет ситуацию и заставляет ее спускаться по спирали на путь зависимости.
— Но…
— Хватит, — отрезал я. — Я ее законный опекун и не потерплю никакого вмешательства в мои решения. Даже от тебя.
Я ухожу, но слышу, как она шепчет:
— Она причинит тебе боль, ты же знаешь.
— Хорошо, что я Железный Человек, — говорю я через плечо и мельком замечаю грустную улыбку Сесили.
Вероятно, она вспоминает тот случай на Дне Рождения Реми пару лет назад, когда Ава напилась, что на тот момент было не в новинку.
Набравшись храбрости, она подошла ко мне и ткнула пальцем в грудь.
— Я ненавижу тебя, Железный Человек.
Потом она чуть не упала и не утонула в бассейне, если бы Сесили не оттащила ее.
Хотел бы я все еще быть в том состоянии, когда не замечал ее и находил лишь слегка раздражающей.
Однако сейчас у меня ужасное чувство, что, если она снова заплачет, я буду готов сделать все, чтобы остановить ее слезы.
Когда я иду к машине, Хендерсон появляется у водительского сиденья с нахмуренными бровями. Он испытывает довольно явное пренебрежение к США в целом и к Нью-Йорку в частности, так что эта деловая поездка не вызвала у него особого восторга.
— Хватит хандрить, как сноб из викторианской эпохи, Хендерсон. Мы уезжаем через пару часов.
— Дело не в этом, — начинает он странным, осторожным тоном. — Мы с Сэм не хотели вас беспокоить, пока не проведем должную проверку и не выясним все подробности.
— Какие подробности?
Он на мгновение заколебался. А Хендерсон никогда не колеблется.
— Миссис Кинг пропала.
— Она что? — хотя мой голос спокоен, рев эмоций грохочет вокруг меня с резонирующей жестокостью.
— После концерта она отправила Сэм домой и сказала, что поужинает с вашими и ее родителями, а потом останется на ночь в доме своих родителей. Сэм видела, как они вместе пошли в ресторан. На записях камер видеонаблюдения видно, что она вышла из ресторана вместе с ними и села в машину своего отца. Сэм выяснила у дворецкого мистера и миссис Нэш, но тот сообщил, что миссис Кинг не приезжала домой с родителями.
— Тогда где она, черт возьми?
— Мы не уверены. Сэм думает, что она попросила родителей завезти ее куда-то по дороге, и раз они это сделали, значит, решили, что она будет там в безопасности. Сэм не хотела их спрашивать, пока мы не посоветуемся с вами.
Мой кулак сжимается и разжимается. Она не могла уже съехать, как угрожала. Не без багажа, и уж точно не без драгоценных виолончелей и своей яркой розовой машины.
Или могла?
Слова Сесили о том, насколько непредсказуемой становится Ава во время приступов, пронзают меня до мозга костей.