При моем вторжении Илай поднимает глаза от экрана, и я поражаюсь тому, как греховно красив этот мужчина.
Контроль сочится из его поджатых губ и нейтрального выражения лица, вплоть до закатанных манжет рубашки, обтягивающих мускулистые, покрытые венами предплечья.
Но что-то явно не в порядке — его глаза.
Они окидывают меня сверху донизу, обдавая жаром и шепча об опасности. Он с безраздельным интересом рассматривает мою розовую шелковую сорочку, шорты в тон и пушистые тапочки.
Этот мужчина — угроза национальной безопасности, заключенная в упругих мышцах и скрывающаяся за фасадом джентльмена.
Иногда мне кажется, что я единственная, кто видит его вот так, без фильтра. А иногда я вспоминаю, что не имею никакого значения в его жизни, и прихожу в себя.
Его взгляд снова скользит по моему лицу. Мне становится жарко от его внимания, но я не хочу казаться обеспокоенной, поэтому смотрю в ответ, не моргая.
— Значит ли это, что твоя истерика закончилась? — спрашивает он с завуалированным весельем.
— Истерика?
— А разве не так? Ты была явно расстроена моей импровизированной поездкой в Штаты и, естественно, не могла жить дальше, не нанося собственных ударов.
Он думает, что я избегаю его из-за этого? Что ж, думаю, все лучше, чем если бы он узнал истинную причину.
Все это время я была одержима и пыталась найти для себя лазейки. Я помню, как Анни упомянула, что у нас эксклюзивные отношения. Поэтому я спросила Сесили, действительно ли это соглашение «без посторонних».
Моя подруга только рассмеялась.
— Ты шутишь? Он годами не подпускал к тебе других мужчин. Думаешь, он начал бы это делать после того, как женился на тебе? Я никогда не видела его с другой женщиной, если ты об этом беспокоишься.
Только меня беспокоило не это.
Хотя это было приятным подтверждением несмотря на то, что я сказала Сесили:
— Если бы.
На что она покачала головой и улыбнулась. Говорю вам, она будет очень гордиться мной, когда я покончу с этим уродом в эпическом реванше.
Хотя мне кажется, что после всего, что я натворила, я с этим не справлюсь.
Я скрещиваю руки, как будто это может скрыть мои затвердевшие соски, и решаю проигнорировать его комментарии.
— Сэм упоминала, что ты хочешь, чтобы я подготовилась к благотворительному мероприятию?
— Верно.
— И с чего ты взял, что я захочу принять в нем участие?
— Очень простой факт, что ты моя жена.
— И это волшебным образом превращает меня в куклу, с которой ты расхаживаешь по мероприятиям?
— Это превращает тебя в мой плюс один. Хватит драматизировать, — он возвращается к своему компьютеру, полностью отгораживаясь от меня.
Нет.
Натянув фальшивую улыбку, я вхожу в его просторный кабинет, который отражает загадочную личность своего владельца. Стены глубокого оттенка лесной зелени и темного, потертого коричневого. Кожаный диван большой и скучный, ему бы не помешали цвет и пушистые подушки. Гладкий стол из черного стекла отражает свет из окна и имеет цвет его души.
Я пробираюсь к книжным полкам напротив его стола, достаю скучную книгу о корпоративном управлении и бросаю ее на пол.
За ней следуют еще несколько, и их постигает та же трагическая участь, прежде чем я чувствую, что уже пора перейти к чему-то другому.
Затем я толкаю кофейный столик, чтобы он стоял не симметрично, а потом бросаю идеально расположенные подушки на ковер.
— Что ты делаешь? — резкость в его голосе испугала бы меня, если бы я не горела в топке мелочности.
— Драматизирую, чтобы, когда ты попросишь меня перестать драматизировать, это было связано с чем-то конкретным, — я поднимаю подставку для перьевой ручки, а затем держу ее в руке.
— Нет.
Я мило улыбаюсь, позволяя ее упасть на пол. Она разбивается, и черные чернила брызжут на ковер, подушки, полки и на меня.
Везде.
— У-у-упс, — искренне говорю я. Я и не думала, что в ней полно чернил.
Они запачкали мои ноги и пушистые тапочки. Сколько времени нужно, чтобы отмыть чернила с кожи?
Я думала, что Илай набросится на меня и перекусит мне шею в стиле диких животных. Сейчас самое время извиниться и сказать, что я всего лишь хотела поддразнить его склонность к ОКР, а не вырвать ее варварским способом.
— Иди сюда. Сейчас же, — он дважды стучит по столу, его глаза сужаются, а голос так жутко спокоен, что у меня по венам бегут мурашки.
— З-зачем? — я проклинаю себя за заикание.
— Не заставляй меня вставать и идти за тобой.