— Подождите? Что происходит? — спрашивает она, а в ее голосе слышатся паника и страх.
— Она не имеет к этому никакого отношения! — Кричит Стефано. — Убери свои руки от моей матери, чертов ублюдок.
Карло приставляет ствол пистолета к ее голове и, глядя Стефано прямо в глаза, рычит:
— Мать за мать.
Он нажимает на курок, и ее кровь брызжет на ноги Стефано, после чего она падает замертво у его ног.
— Ты ублюдок! — Кричит Стефано. — Ты гребаный ублюдок.
Карло с удовлетворением наблюдает, как Стефано начинает рыдать, в то время как я переключаю свое внимание на семью ди Белла.
— Поставьте их на колени, — приказываю я Томми и его команде.
— Нет! — кричит мистер ди Белла, в то время как его жена издает панический вопль.
— Подожди. Расскажи нам, в чем дело, — рявкает сын.
Как только они опускаются на колени, я достаю из-за спины свой Glock. Мои пальцы крепко сжимают рукоятку, когда я смотрю на них.
— Вы издевались над моей женой, — говорю я тихим голосом, в котором слышится обещание смерти.
— Неправда, — плачет миссис ди Белла. — Я не знаю, о чем она солг… — ее фраза обрывается криком, когда я направляю пистолет на ее сына и нажимаю на курок.
— Нет!!! Нет, нет, нет! — вопит она, когда он замертво падает рядом с ней.
— Пожалуйста! Остановитесь, — умоляет мистер ди Белла.
Я перевожу ствол пистолета на отца Габриэллы и, встретившись взглядом с миссис ди Белла, говорю:
— Вы кричите недостаточно громко.
Когда я нажимаю на курок, в ее глазах отражается ужас и душевная боль, когда она смотрит, как умирает ее муж.
Я хочу, чтобы эта женщина страдала от невыносимой боли из-за потери мужа и сына, потому что именно она должна была защищать и любить Габриэллу, но не сделала этого.
После убийства мужчин, я присаживаюсь на корточки перед миссис ди Беллой и спрашиваю:
— Насколько сильно вам сейчас больно?
Она рыдает, ее тело дрожит, пока она хватает ртом воздух. Затем из ее гребаной души вырывается жалобный стон, и она издает душераздирающий вопль.
— Хорошо, — шиплю я, вставая во весь рост, а затем приказываю: — Отведи ее в другую комнату, где она сможет оплакать свою потерю.
Я смотрю, как ее уводят, и даю знак другим мужчинам убрать тела.
Повернувшись и посмотрев на Стефано, я бормочу:
— Устраивайся поудобнее, кузен. Я навещу тебя завтра.
Карло протягивает руку и нажимает кнопку на пульте управления ремнем. Стефано сильно бьет током, после чего мы выходим из комнаты.
— Чувствуешь себя лучше? — Спрашиваю я.
— Нет. Завтра мне еще нужно похоронить маму.
Похороны.
Завтра всем будет тяжело.
_______________________________
После отпевания мы все занимаем свои места в соборе, и отец Паризи произносит несколько прощальных слов для тети Греты.
Габриэлла сидит слева от меня, рядом с ней — мама, а справа от меня — Карло.
— Карло хотел бы кое-что сказать, прежде чем мы отправимся на кладбище, — объявляет отец Паризи.
Наклонив голову ближе к Карло, я бормочу:
— Ты справишься.
Он кивает, поднимаясь на ноги, и я смотрю, как мой заместитель, мой лучший друг и мой брат выходит вперед.
Он прочищает горло, а затем окидывает взглядом скамьи, заполненные членами Коза Ностры.
— Моя мать была слишком хороша для этого мира, — доносится до нас его голос, наполненный печалью.
Мама всхлипывает, и Габриэлла быстро обнимает ее.
Мои женщины прижимаются друг к другу, а Карло продолжает:
— Господи, ма, ты должна была состариться и отчитать меня за то, что я не подарил тебе внуков.
Блять.
Я делаю глубокий вдох; сердце кровью обливается за моих близких, и я наконец осознаю потерю тети Греты.
Обычно я никогда не проявлял к ней никаких чувств, но я и правда любил ее. В конце концов, я знал ее всю свою жизнь. Она была маминой лучшей подругой и была мне второй мамой.
Я ерзаю на своем стуле, мои мышцы напрягаются, когда я подавляю печаль, чтобы она не захлестнула меня.
Сегодня я должен быть сильным ради всех, кто оплакивает свою потерю.
Сегодня я должен охранять Карло так, как он охранял меня девятнадцать лет.
— Ма, ты единственная женщина, которую я люблю всем сердцем. Никто и никогда не сможет занять твое место. Я буду скучать по тому, как ты дразнила нас, читая… — его голос срывается, и он снова прочищает горло.
Зная, что он вот-вот сломается, я встаю и подхожу к нему.
Положив руку ему на спину, я наклоняюсь к микрофону и говорю:
— Это величайшая честь — быть любимыми такой женщиной, как тетя Грета. И нам будет ее не хватать. — Я поднимаю взгляд и целую пальцы. — Покойся с миром, тетя Грета.