— Папа!
— Что? Ты держишь его здесь взаперти уже несколько часов.
— Скорее, он держал меня взаперти, а я даже не получил свой приз, — бормочет он, как побитый щенок.
— Я действительно в порядке, — говорю я Кайлу.
— Эй, пап, — он подталкивает его. — Сделай это.
— Что сделать?
— То, о чем мы говорили.
Я смотрю между ними, пока Кайл закатывает глаза.
— А я должен?
— Да ладно, я тебя уже несколько месяцев прошу!
— Ладно, — его глаза встречаются с моими, когда он выдыхает. — Это смешно.
У меня закладывает уши, и я чувствую, как к ним поднимается жар.
— Что происходит?
— Брэн, мне нужно задать тебе очень серьезный вопрос.
Я выпрямляюсь, весь юмор исчезает.
— Что угодно.
— Что тебе нравится в моем придурке-сыне?
— Не нужно было говорить про «придурка»! — Николай дразняще подталкивает отца.
— Мне также не нужно было задавать этот глупый вопрос, когда вы уже вместе.
— Это сделал его отец. Я хотел, чтобы ты тоже спросил его об этом.
Мой смешок прерывает их шутки, и я прочищаю горло.
— Мне нравится, что он излучает уверенность, иногда даже слишком. Мне нравится, что он яростно предан, сильно защищает и любит всеми фибрами своего существа. Мне нравится, что он никогда не притворяется в своих действиях или эмоциях – то, что вы видите, буквально то, что получаете. Но больше всего мне нравится, нет, я люблю то, что он любит меня.
На лице Николая появляется ехидная ухмылка, и я улыбаюсь в ответ, даже не смущаясь того, что говорю все это вслух.
— На самом деле это было очень трогательно, — говорит Кайл, а затем подталкивает сына ногой. — Теперь ты счастлив?
— Очень. А теперь уходи, папа. Серьезно. Или я потом буду спать на полу в твоей чертовой спальне.
— Пять минут, Нико, — говорит он через плечо. — И надень футболку!
— Ни за что на свете! — кричит он в ответ и наклоняется для поцелуя, но я отстраняюсь, и его губы приземляются на мое горло, пропуская поцелуи и покусывая мое адамово яблоко.
— Малыш, пожалуйста? Ты не можешь говорить такое дерьмо и ожидать, что я не трахну тебя.
— Не выйдет. Все внизу будут знать, что мы занимаемся сексом.
Он отстраняется, слегка надувшись, и бормочет:
— Ладно, — после чего направляется в ванную, вероятно, чтобы вымыть руки.
Я знаю, что должен был спуститься вниз первым, но я, как известно, слаб на его очаровательные обиды.
Поэтому следую за ним и останавливаюсь, когда он вытирает руки. Я встречаю свое отражение в зеркале и сглатываю, не обращая внимания на ощущение, подползающее к горлу.
Это не тошнота. Это осознание.
Наконец-то я могу смотреть на себя в зеркало, не испытывая потребности разбить его вдребезги. Я до сих пор не могу улыбнуться себе, как призывал меня терапевт. Это просто странно.
Татуированные руки обхватывают мою талию сзади, а подбородок Николая ложится мне на плечо. Я даже не заметил, как он сменил местоположение и скользнул ко мне за спину.
— Ты самый красивый на свете, — шепчет он мне в шею, осыпая поцелуями, пока встречается с моим взглядом в зеркале. — Мне повезло, что ты позволил мне войти в твою жизнь, — поцелуй. — Мне повезло, что ты меня любишь, — поцелуй. — Мне повезло, что ты позволяешь мне бороться с твоими демонами вместе с тобой.
Сердце подползает к горлу, и мне приходится сглатывать нахлынувшие эмоции, чтобы остаться на месте. Что, черт возьми, я сделал, чтобы заслужить этого человека?
— Это мне повезло, что у меня есть ты, малыш, — я высвобождаю его руки из своих, поворачиваюсь к нему лицом. — Я должен был подарить тебе этот подарок сегодня вечером, но ты не даешь мне шанса.
Я стягиваю с себя футболку, и его ухмылка возвращается.
— Ты все равно собираешься отдать мне мой приз…?
Его слова обрываются, а губы приоткрываются, когда он видит реальную причину, по которой я снял футболку.
— Что думаешь? — осторожно спрашиваю я.
Его пальцы скользят по элегантному шрифту без засечек, который я вытатуировал на своем сердце. Как и там, где он сделал татуировку для меня.
Это первая и последняя татуировка, которую я когда-либо сделаю, так как я совершенно не люблю колоть кожу, но я должен был нанести ее над сердцем, которое бьется, потому что он существует.
— У тебя на груди татуировка «цветок лотоса Нико»?
— Не на груди, — я беру его руку в свою и прижимаю к коже. — На моем сердце.
— Твою мать.
— В хорошем или плохом смысле?
— Я чертовски люблю тебя, малыш, — он целует мои губы долго и крепко. — Не могу поверить, что у тебя есть татуировка.
— Для тебя.
— Для меня, — повторяет он с яростным чувством собственничества.
— Эй, Нико?
— Хм?
— Помнишь, мы встретили ту девочку в парке, и ты спросил меня, что я ей прошептал в ответ?
— Ты сказал, что это секрет, — ворчит он.
— Я сказал ей, что мне не нужна помощь, потому что я влюблен в тебя.
Его губы растягиваются в самой заразительной улыбке. Мне нравится быть причиной его счастья. Мне нравится, что я единственный в мире, кто оказывает на него такое влияние.
— Помнишь, ты просил меня сказать тебе что-то по-русски?
— Ты сказал, что я красивый.
— Нет. Я сказал «я не могу жить без тебя», а у нас в России это воспринимается буквально.
— О, Николай.
— Дело в том, что я люблю тебя до сумасшествия, малыш.
— Я тоже люблю тебя до сумасшествия.
Он обхватывает меня руками и с силой поднимает вверх, пока мои ноги не отрываются от пола.
Я смеюсь и пытаюсь оттолкнуть его, а он кружит меня и целует мою грудь, ключицы, горло. Везде.
Я продолжаю смеяться, даже глядя в зеркало.
Потому что впервые я не вижу там одинокого мальчика. Я даже не вижу исцеленную двадцатичетырехлетнюю версию себя.
Впервые я не вижу ни прошлого, ни настоящего.
Я вижу свое будущее с самой загадочной загадкой.
Самым хаотичным человеком на земле.
И любовью всей моей гребаной жизни.
Эпилог 2
Николай
Два года спустя
— МАЛЫЫЫЫШ!
Все, и я имею в виду всех людей в зале, оглядываются на меня.
Некоторые смеются, другие кидаются в меня своими элитными, снобистскими взглядами, а многие качают головой, включая Леви и этого ублюдка Лэндона.
Он определенно входит в категорию «оглядывающихся». Клянусь, если бы не Брэн и Мия, вставшие между нами, мы бы давно перегрызли друг другу глотки.
В любом случае, люди здесь не имеют значения. Мне плевать на все осуждающие, покровительственные взгляды, потому что единственный человек, который имеет значение, стоит передо мной с такой широкой ухмылкой, что у меня чуть не случилась остановка сердца.
О, блять.
Пошел я.
Он одет в самый чопорный, безупречный смокинг, который подчеркивает его стройное, подтянутое тело. Его волосы уложены в великолепную прическу прекрасного принца, а глаза такие яркие, что я просто тону в их глубине.