— Следствие интересуют подробности этого дела. Может быть, вы?..
— Я?.. Почему я? Меня не интересуют никакие подробности.
— Кажется, я что-то недопонимаю, — затряс головой я. — Саша Стрелков действительно ваш внук?
Она жевала свои сухие губы. Страшная отрешенность читалась на ее землистом измученном лице. На меня начинала давить ирреальность происходящего.
— Зоя Алексеевна, он на самом деле ваш внук? — повторил вопрос я.
— Внук?.. Почему внук?.. Он сын моей дочери… — отвечала она.
— Разумеется.
— Но это еще ничего не значит…
— Почему?
— Потому… Потому, что я не хочу говорить о своей дочери. Потому, что я живу лишь для того, чтобы забыть ее.
— Забыть Лену Стрелкову? — Я уже едва сдерживался. Передо мной стояла сумасшедшая.
— Да, забыть Лену Стрелкову. Забыть все, что с ней связано.
— Лена — ваша родная дочь?
— Лена — моя родная дочь. Самая родная. И мне стыдно, что в ней текла моя кровь.
Земля качнулась у меня под ногами, глаза застлал серый туман, и из него вновь выплыло лицо Зои Алексеевны Стрелковой, но теперь это было лицо уродливой жестокой старухи.
— Поймите, я задаю эти вопросы не из праздного любопытства, — сказал я, что есть сил отгоняя жуткое видение. — Сведения нужны для поиска мальчика.
— Да, поиска мальчика… Ищите… Только чем могу помочь я?..
— Давайте для начала пройдем в дом. — Я предпринял робкую попытку к сближению.
— В дом?! — испуганно воскликнула Зоя Алексеевна. — Зачем вам нужен мой дом? Там не осталось ничего ни от Лены, ни тем более… Она убежала отсюда пятнадцать лет назад, едва закончив школу. И с тех пор ни разу не навестила меня. Я узнала, что у нее есть ребенок, вместе с известием о ее смерти.
— Вы не знаете, кто отец мальчика?
— Отец мальчика?
Я уже свыкся с ее манерой переспрашивать и повторять мои слова.
— Я не знаю этого. И не стремлюсь узнать.
— Но ведь что-то толкнуло вашу дочь сбежать из дома?
— Вы говорите о моей дочери? О моей дочери Лене?.. Она была просто неблагодарной… Неблагодарной и глупой, как все подростки ее возраста…
— А не было ли другой причины? — отважился я.
— Другой причины? — Зоя Алексеевна смотрела куда-то вдаль, мимо меня. — А какая может быть еще причина? — шелестели ее безжизненные губы. — Они все неблагодарны и глупы… И еще жестоки к людям, их растившим…
— Нет, причина гораздо проще, — перешел я в наступление, уже не думая о последствиях. — Если я не ошибаюсь, Лене в момент побега было шестнадцать или семнадцать лет. А девушки в этом возрасте уже активно интересуются противоположным полом.
Она не закричала. И не захлопнула дверь перед моим носом. Но ее слова, произнесенные так же тихо и ровно, обожгли мой слух.
— Хотите сказать, что все они шлюхи?
— Это неправильное слово, — осторожно ввернул я. — Если молоденькая девушка и идет по рукам, то делает это не вполне сознательно. И очень сильно страдает от каждой такой связи. А в глубине души все равно мечтает о принце и о том, что называется «большим и светлым».
Зоя Алексеевна недоверчиво выслушала меня.
— Я вам не верю, — ответила она. — Вы судите обо всех по себе. И защищаете разврат, потому что сами не упустите такой возможности. В шестнадцать лет они уже могут отвечать за свои поступки, и те сучки, которые прыгают из койки в койку, поступают так вполне осознанно.
— Ну, раз так, то в них течет испорченная кровь, — сдался я. Общение с Зоей Алексеевной стало совершенно невыносимым.
— Испорченная кровь?.. — Женщина задумалась с приоткрытым ртом. — Нет, в ней не было испорченной крови. И она никогда не была шлюхой. Всего лишь неразумным ребенком. И слишком доверчивой к людям…
И я заговорил. Мне не нравился мой голос. В нем не было сочувствия, лишь холодный расчет и торжество охотника, загнавшего жертву в угол.
— Лена убежала отсюда не одна. Не отрицайте, Зоя Алексеевна, это пустое. Всегда рядом с юной девушкой найдется какой-нибудь парень. И все начинается вполне безобидно: с прогулок под луной и первых поцелуев. Так было раньше, так будет впредь. Вспомните себя и постарайтесь понять свою дочь хотя бы… хотя бы после ее смерти…
Я больше не видел перед собой чудовищного монстра. Я видел вполне обыденную картину. По рыхлым, измятым щекам женщины, оставляя влажные бороздки, текли слезы. Голос ее звучал по-прежнему тихо, но безутешно горько.
— Она… Леночка… всегда росла глупой девчонкой… И никогда не слушала меня… Считала себя слишком взрослой и умной… А в результате… Ее соблазнил и увез отсюда парень, старше ее на десять лет… Влюбилась, и ей ничто… А какой позор мне… матери…