И, как он и обещал, он трахает меня сильнее и быстрее, с силой, которая выбивает из меня дыхание.
— Это моя гребаная девочка, — ворчит он, его глаза полузакрыты, вероятно, от темной похоти и боли. — Ты самая красивая из всех, кого я когда-либо видел, когда ты берешь мой член, как маленькая грязная шлюха. —тОн отпускает мои ноги. — Держи их там. Если они упадут, мы начнем все сначала. — Затем он проникает между нами и скользит по моему возбуждению к задней дырочке, заставляя меня вздрогнуть, затем вводит палец внутрь. — Твоя попка чувствует себя одинокой. Посмотри, как она сжимается вокруг моего пальца, желая принять участие в веселье. Ты ведь позволишь мне трахать тебя до тех пор, пока не будешь выкрикивать мое имя?
Я задыхаюсь и не могу думать, только чувствовать.
И я погружаюсь в это ощущение, когда он полностью опустошает меня. Его рука, его член и его палец в моей заднице двигаются одновременно, создавая самый безумный хаос.
— Может, мне стоит трахнуть ее прямо сейчас, чтобы ты знала, что такое огромный член на самом деле.
Мои глаза расширяются, и я кончаю, просто так. Я думаю, что со мной не так, потому что это определенно один из самых сильных оргазмов, которые я когда-либо испытывала.
Мои стоны смешиваются с отрывистыми криками, и это продолжается и продолжается, пока я не думаю, что потеряю сознание.
— Такое невинное лицо для маленькой грязной шлюшки. Твой рот любит петь мелодию «нет», но ты душишь мой член обещанием, что я возьму твою задницу, как животное. — Его губы растягиваются в рычании. — И все же этот твой ублюдочный брат смеет говорить, что отдаст тебя кому-то другому. У него хватает наглости думать, что я позволю кому-то, кроме меня, видеть тебя такой.
Это снова ярость, она накатывает на него волнами, и он растягивает пальцем мое заднее отверстие, когда его ритм выходит из-под контроля.
— Единственная причина, по которой он не погребен под землей, — это ты, Глиндон.
Я верю ему. Всецело.
Черт.
Если бы не его привязанность ко мне и знание того, что я скорее умру, чем позволю ему причинить боль моему брату, он бы точно принял это на свой счет.
Он и принимает на свой счет.
Но я все еще чувствую крошечное облегчение от осознания того, что мысль обо мне, а не мои действия, способны остановить его.
Он ослабляет свою хватку на моем горле.
— Скажи, что ты моя.
— Прекрати, Киллиан. — Я задыхаюсь, дрожа от остатков оргазма. — У тебя жар.
— Я все еще могу наполнить тебя своей спермой, пока ты снова испытываешь оргазм. А теперь скажи эти гребаные слова, Глиндон.
Я качаю головой, даже когда слезы удовольствия собираются в моих глазах.
— Если это игра в недотрогу, то ты, блядь, зашла слишком далеко. Скажи это.
— Я не могу, — выдавливаю я из себя.
— Тогда ты можешь больше не говорить. — Его рука, обхватившая мое горло, захлопывает мне рот.
Киллиан раздвигает мои ноги, чтобы он мог поместиться между ними, наклоняясь ближе. Новая позиция дает ему больше глубины, и он трахает меня как сумасшедший и вводит еще один палец в мою задницу, растягивая меня до предела.
Я не могу ни кричать, ни стонать, и любой звук, который я издаю, выходит призрачным, приглушенным и абсолютно ужасающим.
Он, наверное, думает о том, чтобы убить меня, но я снова кончаю.
Одного его грубого обращения, не позволяющего даже закричать, достаточно, чтобы я разлетелась на куски.
Как бы я ни пыталась отрицать это, я люблю эту его часть.
Эту часть нас.
— Я знал, что ты создана для меня, детка. —ТОн все еще звучит сердито, но он возбужден. — Я собираюсь наполнить тебя своей спермой, чтобы ты точно знала, кому ты, блядь, принадлежишь.
Я вздрагиваю, когда тепло распространяется по моим внутренностям. Я жду, что он вырвется, но он остается на месте, полутвердый, и медленно покачивает бедрами, словно проверяя, чтобы ни одна капля не вылетела.
Киллиан наблюдает за мной, полусосредоточенно, его глаза почти закрыты, но он продолжает эротические движения.
— Может, мне стоит обрюхатить тебя, — бормочет он, так низко, что я едва слышу его. — Так ты не сможешь от меня убежать.
Затем он освобождает мой рот, рушится на меня сверху, абсолютно пылая, и полностью придавливает меня своим весом.
Я толкаю его в плечи, но он неподвижен, как буйвол.
— Киллиан, — напрягаюсь я.
Он ворчит и без усилий переворачивает нас так, что на него приходится мой вес, но он все еще глубоко во мне.
— Я могу спать на кровати, — шепчу я.
— Мое тело — лучшая кровать, — шепчет он в ответ, не открывая глаз.