Джереми смотрит на меня.
— Разве ты не собираешься остаться и спланировать последние детали следующего посвящения?
— На этот раз это сделаешь ты.
— Килл, фальшивый стратег! — Николай тычет в меня пальцем, не обращая внимания на девушку, которая трясётся в его объятиях. — Не ты ли говорил, что никто не может превзойти тебя, потому что твои планы самые лучшие?
— Так и есть.
— Тогда расскажи нам один.
— Джереми уже все знает, и я не хочу повторяться. Позвони мне, когда начнется настоящее веселье.
— Ты действительно уезжаешь, наследник Сатаны? Веселье только начинается.
— Некоторые из нас действительно учатся, Нико. Студент-медик, помнишь?
— Чушь. Ты гений.
— Все равно нужно приложить немного усилий. — Не совсем, но обществу становится легче от осознания того, что все люди и страдают так же, как и они.
Я хлопаю Гарета по плечу.
— Оставайся скучным, старший брат.
Он отмахивается от меня, и я улыбаюсь, выскальзывая с главной вечеринки и направляясь вниз. Подвал звукоизолирован, поэтому вся музыка и веселье в конце концов исчезают, когда я закрываю за собой дверь.
Красная комната появляется в фокусе, и я стою у входа, глядя на попытки шедевров, которые я пытался сделать за эти годы.
Моя первая фотография этих мышей была сделана камерой Polaroid. Мне нужно было запечатлеть момент, когда я увидел внутренности живого существа.
На второй я запечатлел Гарета, когда он ударил колено, размазал кровь по всему саду и изо всех сил старался не заплакать.
Третьим был Гарет, на которого напала собака. С тех пор он больше никогда не приближался к собакам. Если бы он понимал, что собака, которая его укусила, была больной и, возможно, бешеной, ему не пришлось бы больше так опасаться их. Но я рано узнал, что реакция других людей на угрожающие, опасные ситуации значительно отличается от моей.
Там, где я остаюсь собранным, они паникуют.
Там, где я ищу решение, они позволяют страху захлестнуть их.
За эти годы я сделал много фотографий. Некоторые из них ужасны. Другие — не очень. Но обычно они подчеркивают какую-то форму страдания.
Какую-то форму... человеческой слабости.
Сначала я фотографировал их, чтобы понять, как их реакции на определенные ситуации отличаются от моих. Потом я наслаждался знанием того, что я владею частью их души, к которой никто не имеет доступа.
Даже они сами.
Вот почему они шедевры.
Я так хорошо сохранил их на протяжении многих лет, не позволяя никому видеть эту часть меня.
Они даже не знают, что я выбрал медицину только для того, чтобы продолжать свою навязчивую идею видеть изнутри живых существ, не убивая их.
Это более сложный путь, но я могу оставаться незаметным и даже стать благородным из-за того, что... спасаю жизни.
Я подхожу к последней новинке в моей коллекции и вытаскиваю ее между всеми остальными.
Мои пальцы пробегают по контурам ее мягких черт, забрызганных слезами, соплями и спермой. Я все еще чувствую свои пальцы между ее губами, вместо того чтобы видеть их.
Это первый раз, когда я получил такую сильную разрядку без моего разрешения. Обычно я иду на большие усилия и экстремальные фетиши, чтобы высвободить хотя бы малую толику того, чего добилась эта невежественная девушка, даже не попытавшись.
Она должна была быть простой ниточкой, единственной целью которой было дано давать ответы, и ей не нужно было стремиться к более высокой должности.
Как бы прискорбно это ни звучало, но, возможно, мне придется сломать ее за это.
Потому что вчера я говорил серьезно. Я все еще не решил, что именно я буду с ней делать.
Но что точно известно, так это то, что я собираюсь воссоздать это выражение на ее лице. Снова и снова.
И снова, блядь, снова.
Одного вкуса недостаточно, в конце концов.
Все началось с расследования смерти Девлина, но, возможно, это не так важно, как я думал вначале.
Глава 7
Глиндон
— Скажи мне, почему мы снова здесь? — Я вздрогнула от громкого звука рэп-музыки, разговоров и людей.
Так много людей.
— Потому что мы поддерживаем насилие, да. — Ава ликует, покачиваясь в такт музыке.
— Знаешь, это неортодоксальное увлечение мужским насилием может быть проявлением неприятных наклонностей. — Сесили сдвигает очки на нос. — Это своего рода токсичность.
— Тогда называйте меня королевой токсичности, потому что я могу пялиться на эту божественную красоту. — Ава подталкивает Аннику. — Разве не так, Ани?