Azad Rus
Бог знает лучше
БОГ ЗНАЕТ ЛУЧШЕ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
СМЕРТЬ.
«Ребёнок не знает смерти
И потому он бессмертен.
Где ты детство моё…»
ПРОШЛОЕ.
Осень, ранний вечер, провинциальный восточный город. Точнее то что от него осталось. А осталось немного. Где-то американская авиация поработала, где-то смертники, где-то артой подшлифовали…
Пыль, дыры в уцелевших стенах, запах разложения и отзвуки далёкой перестрелки. Через развалины домов с трудом пробираются двое. По крайней мере пытаются. Один, припадая на раненую ногу тащит второго. Длинные седые волосы, правая сторона лица залита кровью. Грёбаная мина. Но можно сказать повезло. В руке автомат. Пригодится…:
– Брат, оставь. Вдвоём пропадём.
– Молчи, береги силы. Я обещал бабушке присмотреть за тобой.
Лечь бы прямо на камни и не вставать. Отдохнуть хоть немного. Размечтался. Совсем рядом голоса
– Ищите этих неверных. Один из них русский.
– Что тот самый «Ангел Смерти»? Я сам отрежу ему голову.
– Они ранены и не могли далеко уйти.
Вот и всё. Время жить и время умирать. Хорошо хоть граната есть. Или…
В кончиках пальцев знакомое покалывание. Тот, кто во мне. Маг, жрец, волхв. Какая разница. Откуда? А это пацаны уже другая история.
Три года назад… Село под Горловкой помню. Про донецкий госпиталь потом рассказали. Несколько суток мёртвым был, да видать отмолил кто-то. Знать бы ещё кто. Батюшка потом сказал, что теперь во мне трое. Тот, кто этот мир знает, воин-зверь и тот кто может и реальность менять, и…
Характерник я, да.
– Сейчас брат. – хриплю я.
Сука, боль такая как будто через тебя электрический разряд пропустили. У всего своя цена есть. Но оно того стоит.
Всё заволакивает черно-красная пелена, гортанные голоса растворяются в ней как и эта долбанная реальность. На востоке темнеет быстро, а настоящее исчезает ещё быстрее…
С трудом приоткрываю левый глаз (правый похоже всё). Надо мной стоит бородатый мужик с СВД. Рядом кто-то удивляется, похоже на арамейском. Слышно только
– Откуда вы, товарищи?
– Как вы здесь оказались?
Мужик, обернувшись,
– Помогите им, быстрее.
Говорит вроде на английском. Потом замечаю нашивку на его рубашке «MFS» ("Military Forses Sutoro" христианское ополчение Федерации Народов Северной Сирии или Рожавы)
и татуировку на руке в виде распятия. Свои.
Осталось последнее.
– Хамид, где Хамид…
Бородатый наклоняется ко мне
– Он здесь. С ним всё в порядке.
И в сторону кому-то невидимому
– Несите обезболивающие и сообщите товарищам в штаб.
Вот теперь можно и вырубиться. Всё сделал правильно.
НАСТОЯЩЕЕ.
Опять вечер и город. Только без перестрелок и прочего говна. Уже хорошо. Что ещё надо? Жильё есть. Пенсия по инвалидности и субсидия. Спасибо мужикам из РСВА. Потребности? Пожрать в холодильнике. Кофе, табак. К алкоголю равнодушен, да и врачи запрещают злоупотреблять.
Короче, оторвись от монитора и посмотри, что за окном. А там середина июня, только что дождь прошёл. Тихо, спокойно. Если не считать, конечно, шансона из открытого окна напротив и пьяных криков во дворе. Плевать. Я в домике. Сижу на подоконнике и разговариваю сейчас по телефону. А что ещё делать?
– Как ты Хамид? Как наши, все живы? Хорошо. В табуре (аналог батальона в курдском ополчении) потерь нет.
– Да, я бабушке вчера звонил. У неё все в порядке. Ахмад в отпуск приходил.
– А как твой сын, уже ходит? Совсем большой. Время летит, как паровоз под парами.
– Как Алия? Больше на меня не сердится? Кстати, я собираюсь возвращаться. Брат, да плевать на врачей, стрелять я ещё могу.
– Да через пару месяцев, если всё нормально пойдёт, буду в Сулеймании. (Город в Иракском Курдистане. Своеобразная перевалочная база для добровольцев в Рожаву.) Конечно позвоню.
– Что, тревога? Брат береги себя. Чуть не забыл, Чечек привет передавай. Xwezî. (Хотел бы я… (курманджи))
Ну теперь можно выкурить сигарету, закрыть окно и лечь спать. И видеть те же самые сны. Снова, опять…
– Братка, уходи, меняй позицию. Уходи. УХОДИ, БЛЯДЬ!
– Сколько тебе лет, котёнок?
– Тринадцать. Они… Они изнасиловали меня, а потом продали на невольничьем рынке в Ракке.
– Wan bikujin! (Убивай их. (курманджи) Вали их нахер! Во имя Бога и Милосердия!
Что не нравится? Пацаны, а давайте вы три года на Ближнем Востоке повоюете, а потом расскажите, что вам снится.