Но шашкою меня комиссар достал,
Покачнулся я и с коня упал.
Хей, да только конь мой вороной,
Хей, да обрез стальной.
Хей, да ты густой туман,
Хей, да только батька-атаман.
Да батька-атаман!
Меченый свинцом я пришёл с войны.
Привязал коня, сел возле жены.
Но часу не прошло, комиссар пришёл.
Отвязал коня и жену увёл.
Хей, да только конь мой вороной,
Хей, да обрез стальной.
Хей, да ты густой туман,
Хей, да только батька-атаман.
Спаса со стены под рубаху снял,
Хату подпалил да обрез достал.
А при Советах жить – продавать свой крест,
Сколько нас таких уходило в лес.
Хей, да только мой конь вороной,
Хей, да обрез стальной.
Хей, да ты густой туман,
Хей, да только батька-атаман.
Как возьму обрез
Да пойду я в лес.
Буду там гулять,
Буду власть стрелять.
Сила у обреза на куске свинца,
Раз нажал курок вот и нету молодца.
Хей, да только мой конь вороной,
Хей, да обрез стальной.
Хей, да ты густой туман,
Хей, да только батька-атаман.»
Алиса даже отодвинулась от меня.
– Ты, бля, совсем охренел? Это же антисоветчина голимая! Тебя же посадят! Ну ты точно безбашенный…
– Не понравилось?
Она махнула рукой.
– Да ну тебя… А слова перепишешь?
Я погрозил ей пальцем.
– Неа, тебя же посадят. Передачи ещё носить придётся.
– Да ладно, не ссы ты. Среди моих знакомых стукачей нет. Хотя…
Она что-то сказала?
Алиса удивленно посмотрела на меня. – Ты чего задумался-то?
– Да вспомнил кое-что. Про эту песню.
Как нас называли? Русский батальон. Боевики говорят кирпичами срались когда нас слышали. Хорошо мы гуляли, душевно, как полагается.
– Что вспомнил хоть? Хорошее или…
– Всякое.
Тем временем отзвуки музыки с площади стихли. Танцы похоже закончились. Алиса зябко повела плечами.
– Прохладно что-то.
– Сейчас. – я снял рубашку, накинул на неё.
– Спасибо. А ещё споешь?
– И спать. Я отложил гитару.
– Ты же петь хотел?
«Как на грозный Терек, на высокий берег,
Бросили казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся Терек
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!»
Неожиданно меня поддержал девичий голос. Алиса…
«Атаман наш знает кого выбирает,
Эскадрон пополнят да умчатся без меня,
Им досталась воля, да казачья доля,
Мне ж досталась пыльная, холодная земля.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!»
Она пела, запрокинув голову и прикрыв глаза.
«А в станице жинка выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волю во широком поле,
Жалко мать-старушку да буланого коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Будет дождь холодный, будет дождь холодный,
Будет дождь холодный мои кости обмывать.
Будет ворон чёрный, ой будет ворон чёрный,
Очи, мои очи соколиные клевать.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Как на грозный Терек, на высокий берег,
Бросили казаки сорок тысяч лошадей.