– Оставлять жалко. Ладно уж, съем.
После того, как с вареньем и чаем было покончено, Ульянка слезла со стула и потянула меня за руку.
– Пойдем, погуляем немножко. Пусть проветрится, а то накурил тут.
– Согласен. Только сначала к умывальнику. Тебя от варенья отмыть надо. И признавайся, где его… взяла?
Она виновато улыбнулась.
– Его Ольга Дмитриевна дала. Она его сама варила, вот. А ты не сердишься, что я его съела? – Уля, на тебя же сердится невозможно даже теоретически. Пошли гулять. Говорят для здоровья полезно.
Кое-как отмыв Ульянку от варенья, мы шли по лагерю, шли-шли… и вышли к какому-то дому. ‒ Уля, а это чего?
Она лишь пожала плечиками
‒ Не знаю. Склад наверное, а что?
Действительно, какая разница. Подойдя к стене я сел и откинул голову, чувствуя тепло нагревшихся за день досок. Ульянка присела рядом.
– Устал, да?
– Немного.
Что за ебанутый день. Проще два раза подряд на зачистку сходить, нахер.
– Ты чего? Не матерись, не надо. Фу…
Я что, это вслух сказал?
– Прости, доча, я больше не буду.
– Лучше облака смотри. Вон… Она ткнула пальчиком вверх.
Ну да…
– Время придет, ты меня там увидишь.
– Не надо там, я здесь хочу.
Я погладил ее по голове.
«Над землей бушуют травы,
Облака плывут, как павы.
А одно, вон то, что справа,-
Это я,это я,это я…
И мне не надо славы.
Ничего уже не надо
Мне и тем, плывущим рядом.
Нам бы жить – и вся награда.
Нам бы жить, нам бы жить, нам бы жить -
А мы плывем по небу.»
– Слушай, хочешь полетать? Вот правильно говорят про дурную голову.
– Ой, а как? Люди же летать не умеют.
– Просто.
Я встал, подхватил ее на руки.
– Я тебя покатаю. Только не пугайся.
Расправил крылья, теплый ветер ударил в лицо.
– ААААААА! Летим, ура! Папа мы летим же! Правда же летим! Ой…
– Не бойся, я держу тебя. Нравится?
– А ТО!
Обняв меня за шею, она радостно засмеялась.
Потом посмотрела вниз.
– Ой… Высоко.
– Не бойся.
– А почему у меня волосы мокрые?
– Мы облачко задели.
– Облачко, прости нас, мы нечаянно.
– Голова не кружится?
– НЕТ! ЗДОРОВО!
Я глянул вниз. Представляю что там творится. Ну что теперь, дочку покатать нельзя? Если каждый раз оглядываться да под ноги смотреть…
– Славяна, ты что тут на коленях-то стоишь?
Молится что-ли собралась или потеряла чего?
– Ольга Дмитриевна… Посмотрите сами.
Она показала наверх.
– Господи… Ольга зажала ладонями рот. – Господи… Он же.
Она опустилась рядом со Славей на колени.
Стоящая неподалеку кастелянша только перекрестилась.
– Олька, мы что это все видим? А кого видим-то, Олечка? КОГО ВИДИМ, СКАЖИ…
– Сама знаешь.
У молоденькой вожатой, смотревшей в небо, неожиданно задергались губы, она молча уткнулась в плечо стоявшего рядом парня.
– Лиска, ты ведь видишь?
– Вижу Микуся. Скоро уже.
– Я готова. Он же брат мой.
– Тогда… Две девичьи фигуры взмыли вверх.
– Мику!
– Лиска, глупая, ты вниз не гляди. Ты в свет смотри.
– Ладно, не учи.
–Девочки… Как же это?
А мы летели. И белый голубь сидел у меня на плече. А второй на плече моей дочери.
– Батюшка, батюшка! Люди такое в небе видят, говорят знамение.
– Что там, Степановна, никак самолета испугались?
Пожилой священник вышел из храма, взглянул наверх и схватился за сердце.
– Господи… Да как… Это же…
– Смотрите, девочка у него на руках, крылья белые, ружье…
– Михалыч, ты же разбираешься. – Сейчас в бинокль дай гляну. Ну точно и оружие. АК-47 называется. И сапоги солдатские…
– Ой лихо идет… Война будет, бабоньки, как в священных книгах все написано. Мне прабабка еще говорила. Страшней она будет той что была, самая последняя.
– Ты что Агафья… Спаси и сохрани.
– Смотрите, люди, трое их стало. Ангелов-то.
– К добру или худу такое чудо узреть.
– Дура ты Катька. Не понимаешь? То знамение. Бог нам Защитников своих послал, рази не видишь сама?
– Батюшка, что же теперь?
– Молиться будем. Михалыч… Ты хоть и участковый, власть…