… В дверь заколотили.
– Батюшка открой! Тут…
– Что случилось? Пожар где?
– Выйди да глянь сам. Чо за хрень посреди ночи.
Пожилой священник, зевая, выглянул из избы. У крыльца столпилась почти вся деревня.
– Вон смотри чего?
Несколько человек сразу показали в сторону реки.
– На Чертовом Холме огонь загорелся. Костер что-ли?
– Да кто там будет с огнем баловаться? В проклятом месте-то?
Священник зажмурился, постоял молча, потом вздохнул.
– То не просто костер. Не надо того людям видеть. А раз горит, значит Бог допустил, а остальное не нашего ума дело.
Вперед вышел участковый.
– Сергей Николаевич… Ты конечно это…
Он помялся.
– Чего делать-то?
Батюшка снова вздохнул и перекрестился.
– Спать идти. А больше ничего. Я же сказал, что не людское это дело. И видеть не надо того.
Мужик в милицейской рубашке почесал лоб и повернулся к толпе.
– Твою же Бога Душу и… Извини батюшка. Давайте спать. Ночь же на дворе. Всполошились блядь… Завтра вон и разбираться будем, засветло. Расходимся ебать-колотить…
Зевая, толкаясь и матерясь народ стал расходиться.
Священник неожиданно задержал милиционера.
– Михалыч, ты завтра гостей жди. И я ждать буду… А пока спать.
… В огне потрескивал хворост. По полю стлалась дымка, было тихо, только треск пламени. Если долго смотреть в огонь, узришь Будущее. Кто сказал не помню уже. Может и я… Пересыпается время в песочных часах. Скоро… Вы меня простите только.
«Говорил пел говорил ветер
Об одной свободе об одном рассвете
Об одной свободе об одной воле
Об одной воле вдаль идти по полю
Говорил пел говорил в листьях
Об одной любви из последних истин
Что из-под земли серебром по бронзе
Что из-под воды босиком по звездам
Говорил пел говорил ветер
О последней вспышке об одном рассвете
О последней вспышке о последней боли
О последней боли за которой воля»
Ульянка показала пальцем в ночную дымку.
– Там…
– Что?
Я вгляделся.
– Лошадки и шатер, и люди какие-то, костер. Чего это? Они нас почему не видят?.
Алиса даже не повернув головы, горько усмехнулась.
– Это не шатер. Кибитка таборная.
Она устало прикрыла глаза.
– Это знак. Не будет нам не места, не покоя на этой земле. Не в жизни, не после смерти. Вечные странники. То ли ветер, то ли цыгане…
Помолчала.
– Зато жить и умирать свободными будем.
Ульяна кивнула, пошмыгала.
– Ага.
Пламя костра неожиданно опадает вниз. Словно съеживается от боли и холода. Началось. Сам ведь хотел, сам сюда пришел. А теперь просто сиди и смотри.
…На меня внезапно пахнуло морозным воздухом. В лицо ударили хлопья снега… Потрескавшийся бетон, мешки какие-то, ящики… Крыша заброшенной многоэтажки. Бывает. Сквозь густо летящий снег еле проглядывают звезды. Четверо… Ты помнишь кто это? Знаешь. Сзади них темные бесформенные тени. Даже не разберешь чьи. Может и человеческие. Попробуй пойми в снежном мареве. Лучше смотри. Все равно ничего больше не сделаешь.
…Рука в черной перчатке толкнула в спину рыжую девушку в разорванном платье.
– Пошли. Полетаете, сучки.
Она повернула лицо в кровоподтеках, прижала к себе рыжеволосую девочку поменьше.
– Иди ты… В ответ странный лающий смех.
– Помочь?
БОЛЬНО?
Она шагнула вперед, ведя за руку младшую. Босые ноги не чувствуют холода, на заснеженном бетоне кровавые следы. Рядом девушка с неровно обрезанными поседевшими волосами и шрамами на лице в черном поддерживает за плечи голого по пояс черноволосого окровавленного парня… Поворачивается.
– Я найду вас и убью.
В ответ тот же смех.
– Смотрите, макака узкоглазая еще угрожает.
– Я. НАЙДУ. ВАС. КЛЯНУСЬ БОГОМ.
И замолкает издевательский смех. Страшно наверно стало… Да твой настоящий отец и твой дед были бы тобой довольны. Как он учил тебя? Путь самурая–путь смерти.
ПРОСТИ.