-- Ну, об этом не беспокойся. Прошу тебя. Ты мне ничего не должна.
Но она никак не отреагировала на его слова.
-- Как я рада, что ты позвонил,-- сказала она.-- Я сама собиралась позвонить тебе, попросить об одном одолжении.
-- Что случилось? -- спросил он. Вдруг раздался зуммер внутреннего телефона снизу.-- Минутку, не бросай трубку! -- Он подбежал к аппарату, нажал кнопку.
-- В холле вас ожидает мисс Прескотт, мистер Джордах.-- Это звонил швейцар, всегда ограждающий его от назойливых посетителей.
-- Попросите ее подняться,-- сказал Рудольф и снова пошел к телефону.-Прости меня, Гретхен, так о чем мы говорили?
-- Вчера я получила письмо от Билли, и оно мне очень не понравилось. Трудно что-либо понять, но таков Билли, он никогда прямо не говорит о том, что его беспокоит, но я материнским чутьем угадываю, что он просто в отчаянии. Не мог бы ты выкроить время, поехать к нему, выяснить, в чем дело?
Рудольф колебался, не зная, что ей ответить. Он сильно сомневался, что ее сын его любит настолько, что станет с ним откровенничать, и боялся, как бы его посещение не причинило племяннику больше вреда, чем пользы.
-- Конечно, съездить к нему я могу,-- сказал он,-- если ты этого хочешь. Но не кажется ли тебе, что ехать должен отец. Так будет наверняка лучше.
-- Нет,-- возразила Гретхен,-- ни в коем случае. Он такой путаник. Из всех слов он выберет самое неподходящее и, конечно, его и брякнет.
В этот момент в дверь позвонила Джин.
-- Минутку, Гретхен, не бросай трубку! Кто-то звонит в дверь.
Он, подбежав к двери, широко распахнул ее.
-- Я говорю по телефону, извини, Джин,-- сказал он и бегом возвратился в гостиную.
-- Это снова я, Гретхен,-- назвал он ее по имени, чтобы Джин, не дай бог, не подумала, что он разговаривает с какой-то другой женщиной.-- Ладно, вот что я сделаю. Я поеду к нему завтра утром, приглашу его на ланч и попытаюсь выяснить, в чем дело.
-- Мне так неудобно беспокоить тебя, ты так занят,-- продолжала Гретхен,-- но его письмо такое... как бы получше выразиться... такое мрачное.
-- Может, все это пустяки? Может, на спортивных соревнованиях был вторым или срезался на экзамене по алгебре, или еще что-то в этом духе. Ты же знаешь этих ребят.
-- Но Билли не такой, как все. Говорю тебе, он в отчаянии.-Чувствовалось, что ей не по себе, что она вот-вот расплачется.
-- Ладно, позвоню тебе завтра вечером, после встречи с ним. Ты будешь дома?
-- Конечно.
Он медленно положил трубку, представив себе, как сестра ждет его звонка, одна в доме, стоящем на отшибе на вершине холма, откуда открывается прекрасный вид на город и океан, и разбирает бумаги погибшего мужа. Он тряхнул головой, чтобы отогнать эти мысли. Об этом он будет беспокоиться завтра. Он улыбнулся Джин. Она уютно устроилась на деревянном стуле с прямой спинкой. На ногах у нее были красные шерстяные чулки и туфли с узкими носами. Ее блестящие гладкие волосы, перехваченные чуть ниже затылка черной бархатной лентой с бантом, свободно падали на спину. Лицо ее, как всегда, сияло чистотой, как у школьницы. Стройное, любимое им тело было скрыто под слишком широким для нее спортивным пальто из верблюжьей шерсти. Ей было двадцать четыре года, но иногда она выглядела как шестнадцатилетняя девчонка. Она пришла с работы и принесла с собой все фотопринадлежности в большой квадратной кожаной сумке, которую небрежно бросила на полу у входной двери.
-- У тебя такой сиротский вид, что мне хочется предложить тебе стакан молока и пирожок,-- сказал он.
-- Предложи-ка мне лучше выпить,-- ответила она.-- Я слоняюсь по городским улицам с семи утра. Только не очень разбавляй водой.
Он подошел к ней и поцеловал ее в лоб. Она наградила его улыбкой. Ах, эти женщины, думал он, направляясь на кухню за графином с водой.
Потягивая из стакана бурбон, Джин изучала список художественных выставок в воскресной "Таймс". По воскресеньям, когда Рудольф бывал свободен, они обычно обходили все галереи. Она работала независимым фотографом и получала множество заданий от различных журналов по искусству и издателей художественных каталогов.
-- Надень обувь поудобнее,-- сказала она.-- Придется ходить весь день.
Для девушки невысокого роста у нее был удивительно низкий хрипловатый голос.
-- За тобой хоть на край света,-- пошутил он.
Они выходили из квартиры, как вдруг снова зазвонил телефон.
-- Пусть себе звонит на здоровье,-- сказал он.-- Пошли поскорее отсюда.
Но Джин остановилась на пороге.
-- Не хочешь ли ты сказать, что если слышишь телефонный звонок, то можешь и не поднять трубку?
-- Конечно.
-- А я вот не могу. Может, тебя ждет какое-то чудесное сообщение, кто знает?
-- Ничего чудесного по телефону мне никто и никогда не сообщал,-возразил он.-- Пошли!
-- Подойди. Если не подойдешь, я буду весь день как на иголках.
-- Нет, не подойду.
-- Этот звонок будет донимать меня весь день. У меня испортится настроение. Не хочешь, тогда подойду я.-- Она повернула назад, в комнату.
-- Ну ладно, ладно,-- обогнав ее, он поднял трубку.
Звонила мать Рудольфа из Уитби. По тону ее голоса, по тому, как она произнесла "Рудольф", он сразу понял, что беседа будет вовсе не чудесная.
-- Рудольф,-- сказала она.-- Мне не хотелось мешать тебе, портить выходной.-- Мать была твердо убеждена, что он уезжает из Уитби в Нью-Йорк исключительно ради тайных развлечений.-- Но отопление вышло из строя, и я просто замерзаю в этом старом доме, где повсюду гуляют сквозняки.
Рудольф три года назад купил на окраине Уитби красивый старинный, восемнадцатого века, фермерский домик с низкими потолками, но почему-то его мать всегда называла его либо развалюхой, либо черной дырой, либо старым домом, в котором повсюду гуляют сквозняки.
-- Неужели Марта ничего не может сделать? -- спросил Рудольф. Марта, их горничная, теперь постоянно жила у них. Она убирала, готовила, присматривала за матерью, то есть выполняла обычную работу, за которую, по его мнению, он должен был бы платить ей больше.