В пятницу она никак не могла уснуть и поздно ночью, когда все уже спали, спустилась в пекарню к отцу. Тот взглянул на нее с удивлением. Но промолчал. И ничего не сказал, даже когда она села на стул и поманила кошку: «Кис-кис». Кошка повернулась к ней спиной и ушла прочь: она знала, что от людей добра ждать нечего.
– Пап, – сказала Гретхен, – мне надо с тобой поговорить.
Джордах выжидающе молчал.
– На этой работе у меня нет никаких перспектив, меня никогда не повысят, и жалованье мне тоже не прибавят. К тому же после войны производство обязательно сократится, и мне еще повезет, если удастся там удержаться.
– Война ведь пока не кончилась, – заметил Аксель, – и еще полно идиотов, ожидающих своей очереди на тот свет.
– Я подумала, может, мне лучше поехать в Нью-Йорк и подыскать там хорошее место. Я неплохой секретарь, а в нью-йоркских газетах полно объявлений с предложениями самой разной секретарской работы, за которую платят в два раза больше, чем я сейчас получаю.
– Ты говорила об этом с матерью? – Джордах быстрыми взмахами руки, точно волшебник, начал разделывать тесто на пирожки.
– Нет, – сказала Гретхен. – Она не очень хорошо себя чувствует, и мне не хотелось ее расстраивать.
– Все в этой семейке такие заботливые, – заметил Джордах. – Прямо сердце радуется.
– Пап, будь хоть сейчас серьезным, – сказала Гретхен.
– Нет, – сказал Аксель.
– Почему?
– Потому что я сказал «нет». Осторожней, не то запачкаешь мукой свое роскошное платье.
– Пап, но ведь я смогу посылать домой гораздо больше денег…
– Нет, – не дослушав, повторил Джордах. – Когда тебе исполнится двадцать один год, можешь уезжать куда угодно, а сейчас тебе только девятнадцать, и придется терпеть тепло родительского дома еще два года. Улыбайся и терпи. – Он вынул пробку из бутылки, сделал большой глоток виски и нарочито грубо вытер губы тыльной стороной ладони, измазав лицо мукой.
– Я должна уехать из этого города, – настаивала Гретхен.
– Есть города и похуже, – сухо ответил Джордах. – Поговорим об этом через два года.
В пять минут первого Гретхен сложила в ящик стола аккуратно отпечатанные бумаги. Все служащие уже ушли. Она закрыла машинку чехлом, прошла в туалет и посмотрела на себя в зеркало. Лицо у нее горело. Она умылась холодной водой, затем достала из сумочки флакон, смочила духами палец и легонько прикоснулась к мочкам ушей.
Она вышла из здания и прошла в главные ворота, над которыми значилось «Кирпич и черепица Бойлена». И сам завод, и эта вывеска, исполненная буквами в завитушках точно реклама чего-то замечательного и забавного, находились здесь с 1890 года.
Гретхен осмотрелась, проверяя, не пришел ли, случайно, Руди встретить ее. Он иногда подходил к заводу, чтобы проводить домой. Он был единственным в семье, с кем она могла поговорить по душам. Будь Руди сейчас здесь, они могли бы пообедать в ресторанчике, а потом, возможно, и отправиться в кино. Но тут она вспомнила, что Руди уехал со своей школьной командой на соревнование по легкой атлетике в соседний городок.
Гретхен внезапно обнаружила, что идет к автобусной станции. Шла она медленно, то и дело останавливаясь перед витринами магазинов. Разумеется, она не собиралась ехать ни на какую пристань. Был день, ярко светило солнце, все ночные фантазии остались позади. А впрочем, почему бы не прокатиться вдоль берега? Потом можно будет где-нибудь сойти и подышать свежим воздухом. Погода переменилась, в воздухе пахло весной. Было тепло, и в вышине по голубому небу плыли маленькие белые облачка.
Утром, прежде чем уйти из дома, Гретхен сказала матери, что весь день пробудет в госпитале, чтобы нагнать потерянное время. Она сама не знала, почему придумала подобное. Гретхен редко лгала родителям. В этом не было необходимости. Но сказав, что будет работать в госпитале, она избавила себя от необходимости помогать матери справляться с субботним наплывом покупателей. Утро было такое солнечное, и Гретхен вовсе не хотелось торчать в душной булочной.
За квартал до автобусной станции Гретхен увидела Томаса. Он стоял возле аптеки, окруженный ребятами довольно хулиганского вида. Они играли в расшибалочку, бросая об стену монеты. Одна девушка, работавшая вместе с Гретхен, была в среду в кинотеатре «Казино» и видела драку Тома с солдатом. «Твой брат – просто жуть, – говорила она потом Гретхен. – Такой маленький и такой злой. Прямо змея какая-то. Не хотела бы я иметь такого братца».