— Отличное вино, Лоуренс, — сказал он.
— Благодарю вас, сэр, — сказал метрдотель.
А Гретхен подумала: «Со всеми этими «благодарю вас» счет будет ужас какой».
Метрдотель налил вина в ее бокал, затем Бойлену. Бойлен предложил тост за ее здоровье, и они сделали по глотку. Вино было теплое и, как показалось Гретхен, отдавало пылью. Но она была уверена, что со временем ей понравится этот привкус.
— Надеюсь, вы любите суфле из пальм? — спросил Бойлен. — Я привык к этому блюду, живя на Ямайке. Это было давно, еще до войны, конечно.
— Очень вкусно, — ответила Гретхен, хотя сочла блюдо совершенно безвкусным. Зато приятна была сама мысль, что ради того, чтобы подать ей маленькую порцию этого деликатеса, потребовалось срубить целую пальму.
— После войны, — продолжал Бойлен, ковыряя вилкой в тарелке, — я собираюсь обосноваться на Ямайке. Буду круглый год загорать на белом песке. Когда наши парни вернутся с победой домой, жизнь в Штатах станет невыносимой. Мир для героев не место для Теодора Бойлена. Непременно приезжайте навестить меня.
— Обязательно, — сказала Гретхен. — При моем жалованье на заводе Бойлена мне в самый раз прокатиться на Ямайку.
Он засмеялся:
— Наша семья больше всего гордится именно тем, что мы с тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года недоплачиваем нашим служащим.
— Семья? — переспросила Гретхен. Насколько ей было известно, он был единственным Бойленом в Порт-Филипе. Все в городе знали, что он живет совершенно один (не считая слуг, конечно) в особняке за каменной оградой огромного поместья за городом.
— Мы — целая империя, — сказал Бойлен. — Наши владения простираются от Атлантики до Тихого океана, от поросшего соснами штата Мэн до пропахшей апельсинами Калифорнии. Кроме цементного и кирпично-черепичного заводов в Порт-Филипе, существуют еще судостроительные верфи Бойлена, нефтяные компании Бойлена, заводы тяжелого машиностроения Бойлена. Они разбросаны по всей этой великой стране, и во главе каждого такого предприятия стоит Бойлен. Мои братья, дяди, кузены поставляют военные материалы любимой отчизне с прибылью для себя. Есть даже один генерал-майор Бойлен, который во имя нации наносит ловкие удары по службе снабжения в Вашингтоне. Стоит в воздухе запахнуть долларом, как первым в очереди будет стоять какой-нибудь Бойлен.
Гретхен не привыкла, чтобы кто-нибудь так пренебрежительно отзывался о своих родственниках, и неодобрение, по-видимому, отразилось на ее лице.
— Я вас шокировал, — усмехнулся Бойлен. И снова видно было, что он забавляется, посмеивается…
— Да нет, — сказала Гретхен. Она подумала о своей семье. — Только члены семьи знают, заслуживают ли они любви.
— О, я вовсе не такой уж плохой. У нашей семьи есть одно достоинство, и я ценю его безоговорочно.
— Какое же?
— Мы богаты. О-очень, о-очень богаты, — рассмеялся он.
— И все же, — сказала Гретхен, надеясь, что он не такой циничный, каким хочет казаться, и просто устроил театральное представление, чтобы поразить пустенькую девчонку, — и все же вы работаете. Бойлены много сделали для нашего города…
— О, это уж точно. Они из него всю кровь выпили. Не спорю, они питают к этому городу сентиментальные чувства. Порт-Филип — самое незначительное владение в нашей империи. Оно не стоит того, чтобы на него тратил время истинный, стопроцентный, энергичный отпрыск семейства Бойлен. Тем не менее Бойлены держат Порт-Филип при себе. Ваш покорный слуга, последний по значению в семье, уполномочен жить в захудалом провинциальном родовом доме, чтобы два раза в месяц, являясь перед служащими завода, демонстрировать величие и могущество Бойленов. И я выполняю этот ритуал с должным уважением, а сам не дождусь, когда замолчат пушки, чтобы отбыть на Ямайку.
«Он не только родных, он и себя ненавидит!» — подумала Гретхен.
Его зоркие светлые глаза мгновенно заметили перемену в ее лице.
— Я вам не нравлюсь, — сказал он.
— Да нет, — сказала она. — Просто вы не похожи ни на кого из моих знакомых.
— Лучше или хуже их?
— Не знаю…
Бойлен снисходительно кивнул.
— В таком случае вопрос не снимается с повестки дня, — сказал он. — Допивайте же. Сейчас явится новая бутылка.
Они уже выпили одну бутылку, а до конца обеда было еще далеко. Метрдотель поставил перед ними вторую бутылку и чистые бокалы. Вино обожгло Гретхен горло, кровь бросилась в лицо. Разговоры в зале доносились до нее ритмичным, успокаивающим гулом, как отдаленный прибой. Она вдруг почувствовала себя в ресторане как дома и громко рассмеялась.