— Чему вы смеетесь? — подозрительно спросил Бойлен.
— Потому что я здесь, а могла бы быть совсем в другом месте.
— Вы должны чаще пить, — заметил Бойлен, похлопав ее по руке своей твердой сухой ладонью. — Вам это идет. Вы такая красивая, детка, красивая, красивая.
— Мне тоже так кажется, — сказала Гретхен, и теперь уже рассмеялся Бойлен. — Но только сегодня, — смущенно поправилась она.
Когда официант подал кофе, Гретхен была совсем пьяна. Поскольку с ней никогда раньше такого не случалось, она не понимала, в чем дело, и сознавала лишь, что все краски стали ярче, река внизу окрасилась кобальтом, а заходившее над далекими утесами солнце отливало ослепительным золотом. Все, что попадало ей в рот, отдавало летом, а мужчина, сидевший напротив, из незнакомца и ее хозяина превратился в самого лучшего, близкого друга. Его симпатичное загорелое лицо было добрым и светилось искренним вниманием, прикосновения его рук несли доброжелательность, его смех был заслуженной наградой ее остроумию. И она могла поделиться с ним всеми своими секретами, рассказать о самом сокровенном.
Она рассказывала ему разные забавные истории из жизни госпиталя: про солдата, которому восторженная француженка, приветствуя войска союзников, вступавшие в Париж, попала в глаз бутылкой, и его наградили «Багряным сердцем» за то, что у него появилось двойное видение при исполнении служебных обязанностей; и про медсестру и молодого солдатика, которые каждую ночь занимались любовью в машине скорой помощи, пока однажды ночью машину не вызвали к больному и их увезли совсем голыми в Поукипси.
Рассказывая об этом, она все больше преисполнялась сознания своей уникальности — такая интересная особа, которая ведет такую разнообразную, полноценную жизнь. Она рассказала о том, с какими столкнулась проблемами, когда в последнем классе школы играла Розалинду в «Как вам это понравится». Мистер Поллак, режиссер, ставивший спектакль и видевший с десяток Розалинд на Бродвее, сказал, что она будет преступницей, если загубит свой талант. А за год до этого она играла Порцию и какое-то время думала, не получится ли из нее блестящего адвоката. Она считала, что женщины в наше время должны заниматься чем-то серьезным, а не выходить замуж и сидеть дома с детьми.
Она была намерена посвятить Тедди (когда принесли десерт, мистер Бойлен был для нее уже просто Тедди) в свою величайшую тайну, не известную ни одной живой душе: как только кончится война, она уедет в Нью-Йорк и станет актрисой. Она прочитала ему монолог из «Как вам это понравится». Язык у нее слегка заплетался от двух бокалов «Дайкири», вина и двух рюмочек «Бенедиктина». Тедди почтительно поцеловал ей руку, и она приняла это как должное, радуясь изяществу игривой цитаты.
Согретая неослабевающим вниманием своего кавалера, она чувствовала себя блистательной, яркой, неотразимой. Она расстегнула две верхние пуговицы платья. Пусть видят, как она прекрасна. Впрочем, в ресторане действительно было безумно жарко. Она говорила о вещах, о которых не принято говорить, произносила вслух слова, которые до этого видела только написанными на заборах. Она достигла полной раскованности — привилегии аристократов.
— Я вообще не обращаю на них внимания, — ответила она на вопрос Бойлена о мужчинах, работающих с ней в конторе. — Суетятся, как щенки. Провинциальные донжуаны. Сводят тебя в кино, угостят мороженым, а потом в машине лезут целоваться, лапают, сопят, как подыхающий олень, пытаются просунуть язык тебе в рот. Нет, это не для меня. У меня другие планы, я не спешу! — Она резко поднялась из-за стола. — Спасибо за восхитительный обед. — И после паузы добавила: — Мне нужно в туалет. — Никогда раньше она не осмелилась бы сказать такое ни одному мужчине. Хотя иной раз в кино или на вечеринках у нее чуть не лопался пузырь.
Тедди тоже встал.
— В холле первая дверь налево, — подсказал он. О, Тедди всегда все знает, он везде как дома.
Она пошла через зал, удивляясь тому, что он, оказывается, опустел. Она ощущала на себе взгляд светлых умных глаз Бойлена и шла намеренно медленно. У нее хорошая осанка — она знала это. У нее длинная белая шея и пышные волосы. И она знала это. У нее тонкая талия, округлые бедра и красивые ноги. Она все это знала и потому шла медленно — пусть Тедди все видит и запоминает.
В туалете, взглянув на себя в зеркало, она стерла с губ остатки помады. «У меня большой красивый рот, — сказала она своему отражению. — Почему же я, дура, крашусь, как старая галоша?!»