— Мне здесь нравится, — заявила Этель. — Я люблю работу на воздухе.
— Еще бы мне не знать, — сказал он, хихикнув.
Они занимались любовью в лесу, на одеяле, которое она держала в машине. Том занимался любовью с ее сестрой Эдной там же и на том же одеяле, правда в другие вечера. Близняшки легко относились к жизни и считали, что надо всем делиться, по-семейному. Они немало способствовали тому, что Том задержался в Элизиуме и в гараже дяди. Правда, что он будет делать тут зимой, когда в лесу ляжет снег, он еще не знал.
Он завинтил колпачок на баке и повесил шланг. Этель дала ему долларовую бумажку, но без купона на бензин.
— Эй, — сказал он, — а где купон?
— Сюрприз, сюрприз, — сказала она. — У меня все купоны кончились.
— Они должны у тебя быть.
Она надула губки.
— И это после всего, что было между нами! Ты считаешь, что Антоний требовал у Клеопатры купоны?
— Она же не покупала у него бензин! — сказал Том.
— Какая разница? Мой старик покупает купоны у твоего дяди. Из одного кармана — в другой. Ведь идет война.
— Уже кончилась.
— Ну, только что.
— Ну ладно, — сказал Том. — Только потому, что ты такая красивая.
— По-твоему, я красивее Эдны? — спросила она.
— На сто процентов.
— Я ей об этом скажу.
— Зачем? Ни к чему огорчать людей. — Его вовсе не прельщала мысль наполовину сократить свой гарем из-за утечки информации.
Этель заглянула в пустой гараж.
— Как ты думаешь, а в гараже этим занимаются?
— Побереги себя для сегодняшнего вечера, Клеопатра, — сказал Том.
Она хихикнула:
— Всегда приятно что-то попробовать. У тебя есть ключ?
— Со временем будет. — Теперь он знал, чем будет заниматься зимой.
— Почему бы тебе не оставить эту помойку и не поехать со мной на озеро? Я знаю место, где можно плавать голышом.
Она зазывающе заерзала по растрескавшейся коже сиденья. Надо же, чтобы две девушки из одной семьи были такими горячими штучками! «Интересно, — подумал Том, — какие мысли одолевают их отца и мать, когда они в воскресенье отправляются с дочерьми в церковь?»
— Я ведь работаю, — сказал Том. — Я нужен промышленности Штатов. Поэтому я не в армии.
— Как бы я хотела, чтобы ты был капитаном, — заметила Этель. — Мне бы понравилось раздевать капитана. Одну медную пуговицу за другой. А потом отстегнуть кортик.
— Знаешь что, уезжай поскорее, пока не пришел дядя и не потребовал у меня твой купон на бензин.
— Где мы сегодня встретимся? — спросила Этель, включая мотор.
— У библиотеки в восемь тридцать. Тебя устраивает?
— Ладно, в восемь тридцать, красавчик. Я весь день буду загорать, думать о тебе и вздыхать. — И, помахав ему рукой, она уехала.
А Томас снова уселся в тени на расшатанный стул. «Интересно, — подумал он, — Гретхен так же разговаривала с Теодором Бойленом?»
Он сунул руку в пакет и достал второй бутерброд. На нем лежал листок бумаги, сложенный вдвое. Он развернул его. По-детски аккуратными буквами карандашом было выведено: «Я тебя люблю». Том прищурился. Он сразу узнал листок — в кухне на полке всегда лежал блокнот, в котором Клотильда ежедневно записывала, что надо купить.
Том тихонько присвистнул и вслух прочел: «Я тебя люблю». Ему только что исполнилось шестнадцать, но голос у него был еще по-мальчишески высоким. Двадцатипятилетняя женщина, с которой он разве что перекинулся парой слов! Он тщательно сложил записку, спрятал ее в карман и уставился на поток автомобилей, мчавшихся к Кливленду; он не сразу принялся есть свой сандвич с беконом, салатом и майонезом.
Ни на какой пикник сегодня вечером он не поедет, это уж точно!
Джаз-банд Рудольфа «Пятеро с реки» играл «Твое время — мое время», и Руди исполнял соло на трубе, вкладывая в это всю душу, так как сегодня в зале была Джули — она сидела одна за столиком, смотрела и слушала его. Он сам играл на трубе, Кесслер — на контрабасе, Уэстермен — на саксофоне, Дейли — на ударных и Флэннери — на кларнете. Рудольф дал джаз-банду такое название, так как все они жили в Порт-Филипе, на Гудзоне. К тому же ему казалось, что название звучит вполне артистично и намекает на профессионализм.
С ними заключили трехнедельный контракт, и каждый вечер, за исключением воскресенья, они играли в придорожном дансинге «Джек и Джилл» на окраине города. Огромный дощатый барак сотрясался от топота танцующих. Вдоль стены тянулась длинная стойка бара, половина зала была заставлена маленькими столиками, за которыми посетители пили пиво. Парни приходили в теннисках, многие девушки — в брюках. Приходили и девушки без кавалеров. Они стояли у стены, ожидая, когда кто-нибудь пригласит их танцевать, или танцевали одна с другой. Одним словом, заведение было не из шикарных, но джазу Рудольфа платили неплохо.