Ловя на себе взгляды прохожих, Гретхен чувствовала: они уверены, что она и родилась в Нью-Йорке. Ей казалось, что она уже полностью избавилась от былой застенчивости. Она часто ужинала с молодыми актерами и будущими режиссерами, которых встречала в подвале Уолгрина и в конторах продюсеров, и платила за себя сама. Но любовников у нее не было: не все сразу, прежде надо найти работу. Проблемы надо решать по очереди.
Она уже собралась написать Тедди Бойлену и попросить его прислать красное платье, которое он ей купил. Ее ведь в любой момент могут пригласить на какую-нибудь вечеринку.
Дверь кабинета открылась, и вышел Байард Николс, а с ним невысокий худощавый человек в рыжеватой форме капитана авиации.
— Если что-нибудь подвернется, Вилли, — говорил на ходу Николс, — я дам тебе знать. — Голос у него был отрешенный, печальный. Николс помнил только о своих неудачах. Он скользнул пустым, словно луч маяка, взглядом по людям, собравшимся в его приемной.
— Я загляну на следующей неделе и выставлю тебя на обед, — сказал капитан. У него был низкий голос, почти баритон, что никак не вязалось с его хрупкостью и невысоким ростом. Держался он очень прямо, словно до сих пор оставался курсантом. Но внешность его меньше всего напоминала о военных. Каштановые волосы, слишком длинные и взлохмаченные, причесаны не по уставу, высокий выпуклый лоб придавал капитану отдаленное сходство с Бетховеном, глаза были голубые, как веджвудский фарфор.
— Ты ведь все еще на содержании у Дядюшки Сэма, — сказал Николс капитану. — А значит, живешь на мои налоги. Так что это я стребую с тебя обед.
По его манере говорить можно было сделать вывод, что дорого это не обойдется. Театр был для него трагедией елизаветинских времен, еженощно разыгрывавшейся в его кишечном тракте. Убийства устраивали затор в двенадцатиперстной кишке. Возникали язвы. В понедельник он всегда клялся и божился больше не пить. Помочь тут могли бы психиатр или новая жена.
— Мистер Николс… — шагнул вперед молодой человек, только что болтавший с Мэри-Джейн.
— На следующей неделе, Берни, — отмахнулся Николс и снова без всякого выражения обвел глазами приемную. — Мисс Сондерс, — обратился он к секретарше, — зайдите ко мне на минутку. — Ленивый, слабый взмах руки, и Николс скрылся за дверью своего кабинета.
Секретарша произвела последний, смертельный залп на своей машинке, обстреляв Гильдию драматургов, затем поднялась и с блокнотом в руке проследовала за шефом. Дверь за ней закрылась.
— Леди и джентльмены, — торжественно объявил капитан, — все мы занимаемся не тем делом. Я предлагаю открыть комиссионный магазин армейского имущества. Спрос на бывшие в употреблении базуки огромный! — И, взглянув на возвышавшуюся над ним, как башня, Мэри-Джейн, добавил: — Привет, малютка.
— Рада видеть тебя живым после той вечеринки, Вилли, — сказала Мэри-Джейн, целуя его в щеку, для чего ей пришлось нагнуться.
— Признаться, все слегка перебрали, — согласился капитан. — Мы смывали с наших душ мрачные воспоминания о боевых днях.
— Вернее, заливали их, — заметила Мэри-Джейн.
— Не жури нас за наши маленькие радости. Не забывай, вы рекламировали пояса для чулок, а мы в это время под зенитным огнем летали в зловещем небе над Берлином.
— Ты что, действительно летал над Берлином? — удивилась Мэри-Джейн.
— Конечно, нет. — Он улыбнулся Гретхен, развенчивая миф о своем героизме, и снова поглядел на Мэри-Джейн: — Я терпеливо жду, малютка.
— Ах да, — сказала она. — Познакомьтесь: Гретхен Джордах — Вилли Эббот.
— Я просто счастлив, что судьба завела меня сегодня в приемную Николса, — сказал Эббот.
— Здравствуйте. — Гретхен привстала со стула. Все-таки он капитан.
— Вы, наверное, актриса.
— Пытаюсь ею стать.
— Ужасная профессия, — заметил Эббот. — Играть Шекспира за кусок хлеба!
— Не выдрючивайся, Вилли, — сказала Мэри-Джейн.
— Из вас получится великолепная жена и отличная мать, мисс Джордах. Попомните мои слова. Но почему я раньше нигде вас не встречал?
— Она в Нью-Йорке недавно, — ответила за нее Мэри-Джейн. Это прозвучало предупреждением: не напирай. Ревность?