— Мне б хотелось пойти, — ответила Гретхен, пропуская мимо ушей предложение заняться любовью.
Вилли все обращал в шутку, и трудно было сказать, когда он говорит серьезно. Наверное, даже во время войны он умудрялся находить что-то смешное в рвущихся снарядах и самолетах, падающих вниз с горящими крыльями. Снимки в газетах, военные фильмы. «Старик Джонни сыграл сегодня в ящик, ребята. Теперь мой черед». Все происходило так? Она спросит об этом позже, когда лучше узнает его.
— В таком случае решено. Идем в компанию. Но торопиться некуда. Там будут гулять всю ночь, поэтому, прежде чем ринемся в безумный водоворот удовольствий, я бы хотел кое-что о тебе узнать. — Он налил себе еще шампанского. Рука у него слегка дрожала, и бутылка, стукаясь о край бокала, выбивала мелодичную дробь.
— Что именно ты хочешь узнать?
— Начнем с самого начала. Место жительства?
— Общежитие Ассоциации молодых христианок.
— Боже мой, — простонал он. — Как ты думаешь, если я надену женское платье, у меня есть шанс сойти за юную христианку и снять комнату рядом с твоей? Я ведь маленький и к тому же блондин — когда небрит, щетина почти незаметна. И я могу взять напрокат парик. Мой отец всегда мечтал о дочери.
— Боюсь, ничего не выйдет. Старуха, которая выдает нам ключи, может за милю отличить парня от девушки.
— Так. Пойдем дальше. Как у тебя с мужчинами?
— В настоящий момент я одна, — после некоторого колебания ответила Гретхен. — А ты?
— По Женевской конвенции военнопленный обязан сообщить только свою фамилию, ранг и личный номер. — Он улыбнулся и положил свою руку на ее. — Но я скажу тебе все. Обнажу свою душу. Я расскажу тебе о том, как еще в колыбели хотел убить своего отца; как до трех лет меня не отнимали от материнской груди; расскажу, что мы с мальчишками летом вытворяли за амбаром с дочкой соседа. — Неожиданно лицо его посерьезнело. Он откинул волосы с высокого выпуклого лба. — И кстати, уж лучше тебе об этом узнать сейчас, чем потом. Я женат.
Шампанское обожгло ей горло.
— Пока ты шутил, ты мне больше нравился.
— И самому себе тоже, — серьезно сказал он. — Но все не так безнадежно. Я сейчас пытаюсь с ней развестись. Мамочка нашла себе другие развлечения, пока папочка играл в солдаты.
— А где она… твоя жена? — Ей было трудно произнести это. «Как нелепо, — подумала она. — Я знакома с ним всего несколько часов».
— В Калифорнии, в Голливуде. Похоже, я неравнодушен к актрисам.
На другом краю континента. Знойные пустыни, неприступные скалы, фруктовые плантации в долинах. Прекрасная, просторная Америка.
— И давно ты женат?
— Пять лет.
— Кстати, а сколько тебе лет? — спросила она.
— А ты обещаешь, что не бросишь меня, если я скажу тебе правду?
— Какие глупости. Ну сколько?
— Целых двадцать девять, — сказал он. — О господи!
— При дневном свете я дала бы тебе года двадцать три, — удивленно покачала головой Гретхен. — В чем секрет такого вида?
— Пью и веду бурный образ жизни, — сказал Вилли. — Вся беда в лице. Я выгляжу как мальчишка с рекламы одежды для юношей магазина «Сакс». Двадцатидвухлетние женщины стесняются показываться со мной в общественных местах. Когда меня произвели в капитаны, командир полка сказал: «Вилли, получай золотую звездочку за то, что хорошо вел себя в школе в этом месяце». Я уже думаю, не отпустить ли усы.
— Крошка Вилли Эббот, — сказала Гретхен. Его ложная моложавость успокоительно подействовала на нее. Особенно по сравнению с подавляющей зрелостью Тедди Бойлена. — А чем ты занимался до войны? — спросила Гретхен. Ей хотелось все знать о нем. — Откуда ты знаешь Николса?
— Помогал ему в двух постановках. Я — зенитная артиллерия. Занимаюсь рекламой. Самое противное занятие в мире. Хочешь, чтобы твой портрет попал в газету, девочка? — Отвращение в его голосе было неподдельным. Если он хочет выглядеть старше, может не отращивать усы. Пусть начнет говорить о своей профессии. — Уходя в армию, я надеялся наконец-то отделаться от этой работы, но начальство ознакомилось с моим личным делом и определило меня в отдел по связи с общественностью. Меня следует арестовать за то, что я ношу офицерское звание. Хочешь еще шампанского?
Вилли снова налил им обоим. Горлышко бутылки жалобно зазвенело льдинкой о бокалы. Пожелтевшие от никотина пальцы дрожали.
— Но ты же был за границей… Ты же летал, — настаивала Гретхен. За обедом он рассказывал о своих полетах в Англию.
— Всего несколько вылетов, достаточных для того, чтобы получить медаль, благодаря которой я не чувствовал себя в Лондоне раздетым. Я летал пассажиром и восхищался тем, как воюют другие.