— Замечательная комната, — искренне восхитился он вслух.
— Слишком велика для одинокого человека, — сказал Бойлен. — Бродишь по ней как потерянный. Я налью нам обоим виски.
— Спасибо. — Его сестра в баре на вокзале заказывала тоже виски. Сейчас она в Нью-Йорке из-за этого человека. Может, это и к лучшему? Она написала, что наконец-то нашла работу. Играет в театре. Она сообщит, когда премьера. У нее новый адрес. Она переехала из общежития. «Только не говори об этом папе и маме». Ей платят шестьдесят долларов в неделю.
— Ты хотел позвонить, — напомнил Бойлен, наливая виски. — Телефон на столе у окна.
Рудольф снял трубку. Из серебряной рамки на рояле ему улыбалась прелестная блондинка со старомодной прической.
— Какой вам номер? — спросила телефонистка.
Рудольф назвал номер Джули. Он надеялся, что Джули не будет дома и он оставит ей сообщение. Трус! Еще одно очко не в его пользу. Но она сама подошла к телефону после двух звонков.
— Джули… — начал он.
— Руди! — радостно воскликнула она.
Рудольф почувствовал угрызения совести. Хоть бы Бойлена не было в комнате.
— Джули… я насчет сегодняшнего вечера. Кое-что изменилось.
— Что изменилось? — спросила Джули ледяным тоном. Удивительно, как такая симпатичная девушка, умеющая петь, словно жаворонок, в то же время могла говорить таким металлическим, скрипучим голосом.
— Я не могу сейчас тебе объяснить, но…
— Почему же ты не можешь сейчас объяснить?
— Не могу, и все. — Рудольф взглянул в сторону Бойлена, но тот стоял к нему спиной. — В общем, давай отложим на завтра. В кино будет та же картина, и…
— А ну тебя к черту! — И она бросила трубку.
С минуту Рудольф стоял молча, потрясенный. Как девушка могла быть такой… такой непреклонной?
— Вот и хорошо, Джули, — сказал он в немую трубку, — значит, до завтра. Пока. — Сыграно неплохо. Он повесил трубку.
— Вот твое виски, — подал голос Бойлен с другого конца комнаты, никак не отреагировав на телефонный разговор.
Рудольф подошел к нему и взял стакан.
— Твое здоровье! — сказал Бойлен, поднося виски к губам.
Рудольф не мог заставить себя сказать, в свою очередь, «ваше здоровье», но от выпитого ему сразу стало тепло, и виски не показалось ему таким уж противным.
— Первое виски за целый день, — сказал Бойлен, шурша льдинками в стакане. — Спасибо, что остался. Не люблю пить один, а сейчас мне было просто необходимо выпить. У меня был ужасно скучный день. Да ты садись. — Он указал на большое кресло возле камина. Рудольф сел, а он встал напротив, облокотившись на каминную доску. На ней стояла китайская глиняная лошадь, мощная и на вид воинственная. — Приходили страховые агенты по поводу этого нелепого пожара в день победы. Вернее, в ночь. Ты видел, как горел крест?
— Я слышал об этом.
— Странно, почему выбрали именно мое поместье? Я не католик, не негр и не еврей. Куклуксклановцев явно ввели в заблуждение. Страховые агенты интересовались, нет ли у меня врагов. Ты ничего такого не слышал в городе?
— Нет, — насторожившись, ответил Рудольф.
— Наверняка есть, только они себя не афишируют. Я имею в виду — враги. Им следовало бы поставить крест ближе к дому, чтобы этот мавзолей тоже сгорел — я был бы счастлив. Ты ничего не пьешь.
— Я пью медленно, — сказал Рудольф.
— Мой дед строил на века, — сказал Бойлен, — вот я и вынужден тут жить. — Он рассмеялся: — Извини, я слишком разговорчив. Но так редко выпадает возможность поговорить с кем-нибудь, кто бы хоть чуть-чуть понимал, о чем ты говоришь.
— Тогда почему вы здесь живете? — с юношеской логикой спросил Рудольф.
— Я обречен, — ответил Бойлен издевательски-мелодраматичным тоном. — Я прикован к этой скале, и орел клюет мою печень. Ты знаешь, откуда этот образ?