— А «Пармскую обитель» ты читал?
— Нет.
— Прочти, когда станешь постарше, — сказал Бойлен, оглядывая в последний раз смутно освещенный бальный зал. — Бедный Стендаль, гнивший в Чивитавеккье, потом умерший невоспетым, оставив потомкам закладные.
«Прекрасно, — подумал Рудольф, — значит, ты все-таки прочел хоть одну книжку». Но в то же время он был польщен. Ведь с ним вели литературный разговор.
— А моя Чивитавеккья в Порт-Филипе, — сказал Бойлен. Он погасил свет и, глядя в зачехленную темноту, добавил: — Приют для сов. — Не закрывая дверей, он направился в глубь дома. Приоткрыл другую дверь. Там была громадная комната с множеством книг. Пахло кожей и пылью. — Библиотека. Собрания сочинений в кожаных переплетах. Весь Вольтер и так далее. Киплинг… А вот оружейная. — Бойлен распахнул следующую дверь и включил свет. — Любой человек назвал бы это хранилищем огнестрельного оружия, но дед любил пышные названия.
В застекленных шкафах красного дерева стояли дробовики и охотничьи ружья. Стены увешаны трофеями — оленьи рога, чучела фазанов с длинными яркими хвостами. Ружья поблескивали свежей смазкой. Чистота необыкновенная, нигде ни пылинки. Шкафы красного дерева с медными ручками делали комнату похожей на корабельную каюту.
— Ты умеешь стрелять? — спросил Бойлен, усаживаясь верхом на кожаный табурет в форме седла.
— Нет. — У Рудольфа чесались руки от желания потрогать эти изумительные ружья.
— Если хочешь, я тебя научу. Где-то на моих землях есть старый учебный стенд для стрельбы по тарелкам. Сейчас, правда, здесь уже не на что охотиться. Разве на кроликов, да иногда попадется олень. Правда, во время охотничьего сезона я слышу выстрелы. Браконьеры, но тут уж ничего не поделаешь. — Он обвел комнату взглядом. — Подходящее место для самоубийства. Да, когда-то в этих владениях устраивали отличную охоту. Перепела, куропатки, олени. Но это было так давно! Я уж и не помню, когда последний раз стрелял из ружья. Если буду учить тебя, возможно, и сам вспомню молодость. Это мужской спорт. Мужчина по природе своей — охотник. — По его тону видно было, что таким он себя считал. — Может быть, когда-нибудь в будущем тебе поможет репутация хорошего стрелка. В колледже я учился с парнем, который женился на одной из самых богатых наследниц в Северной Каролине, и только потому, что у него был меткий глаз и твердая рука. Хлопчатобумажные фабрики. Я имею в виду, откуда деньги. Его звали Ривз. Из бедной семьи, но с прекрасными манерами. Это и помогло. А тебе хотелось бы быть богатым?
— Да.
— Чем ты намерен заняться после колледжа?
— Пока не знаю. Там видно будет.
— Я бы посоветовал тебе стать юристом, — сказал Бойлен. — Америка — страна юристов. И год от года потребность в них растет. По-моему, твоя сестра говорила мне, что ты капитан команды в школьном дискуссионном клубе. Это так?
— Я действительно состою в дискуссионном клубе. — Упоминание о сестре насторожило его.
— Мы с тобой могли бы как-нибудь съездить в Нью-Йорк и навестить твою сестру. — Они вышли из оружейной. — Я прикажу Перкинсу отыскать на этой неделе учебный стенд и купить несколько голубей. Когда все будет готово, я тебе позвоню.
— У нас нет телефона.
— Ах да! Помню, я как-то раз пытался найти его в телефонной книге и не нашел. В таком случае напишу. Кажется, я помню твой адрес. — Он задумчиво скользнул взглядом по ступенькам мраморной лестницы. — Там, наверху, ничего интересного. Гостиная моей матери и спальни. Большинство комнат закрыто… Если ты не возражаешь, я на минуту поднимусь переодеться к ужину. Чувствуй себя как дома. Налей себе еще выпить. — И он стал подниматься на второй этаж, который не мог представлять никакого интереса для его молодого гостя, разве что тому было бы любопытно увидеть кровать, на которой его сестра потеряла невинность.
Рудольф вернулся в гостиную и наблюдал, как Перкинс накрывает к ужину стол у камина. Руки священнослужителя, переставляющего чаши и кубки. Вестминстерское аббатство. Могилы поэтов. Из серебряного ведерка со льдом торчит бутылка вина. Откупоренная бутылка красного вина стоит на серванте.
— Я позвонил насчет сапог, сэр, — сказал Перкинс. — Их починят к среде.
— Спасибо, мистер Перкинс, — сказал Рудольф.
— Рад быть вам полезным, сэр.
Сэр! И два раза подряд! А Перкинс продолжал священнодействовать.
Рудольфу хотелось облегчиться, но как сказать об этом такому Перкинсу. А тот бесшумно, как «роллс-ройс», выскользнул из комнаты. Рудольф подошел к окну и, раздвинув занавески, выглянул наружу. Из тьмы долины клубами поднимался туман. Он представил себе своего брата Тома, как тот глядит в окно и видит голого мужчину с двумя стаканами в руках.