— Un petit peu [9].
— Moi, j’étais en France quant j’étais jeune, — сказал Бойлен, жестко произнося слова. — Avec mes parents. J’ai vecu mon premier amour à Paris. Quand c’etait? Mille neuf cent vingt-huit, vingt-neuf. Comment s’appelait-elle? Anne? Annette? Elle était delicieuse [10].
Возможно, она была прелестна, эта первая любовь Бойлена, подумал Рудольф, впервые почувствовав всю радость снобизма, но над исправлением его акцента она не поработала.
— Tu as l’envie d’y aller? En France? [11] — спросил Бойлен, проверяя его. Рудольф ведь сказал, что говорит немного по-французски, и Бойлен не собирался спустить ему это.
— J’irai, j’en suis sur, — ответил Рудольф, вспоминая, как ответила бы на такой вопрос мисс Лено. Он хорошо умел подражать. — Peut-être après l’Université. Quand le pays sera rétablit [12].
— Господи, да ты говоришь, как француз! — воскликнул Бойлен.
— У меня была хорошая преподавательница. — Последний букет бедняжке мисс Лено, французской заднице.
— Возможно, тебе стоит пойти на дипломатическую службу, — сказал Бойлен. — Толковые молодые люди нам нужны. Но сначала обзаведись богатой женой. А то уж очень плохо там платят. — Он пригубил вина. — Мне казалось, что я хочу жить там, в Париже. Мои родные думали иначе. У меня очень жесткий акцент?
— Ужасающий, — сказал Рудольф.
Бойлен рассмеялся:
— Прямолинейность молодости. — И более серьезным тоном добавил: — А возможно, это у вас семейное. Твоя сестра такая же.
Некоторое время они ели молча. Рудольф внимательно следил, как Бойлен действует ножом и вилкой. Меткий стрелок, прекрасные манеры.
Перкинс убрал тарелки из-под рыбы и подал свиные отбивные с тушеным картофелем и зеленым горошком. «Хорошо бы маме поучиться на этой кухне», — подумал Рудольф. Перкинс скорее священнодействовал с красным вином, а не разливал его. «Интересно, что Перкинс знает про Гретхен, — подумал Рудольф. — Кто заправляет постели в комнатах наверху?»
— Она уже нашла работу? — спросил Бойлен, как бы продолжая начатый разговор. — Она говорила мне, что хочет стать актрисой.
— Не знаю. Я давно не получал от нее писем, — соврал Рудольф, не желая делиться с Бойленом своими сведениями.
— Ты считаешь, она может иметь успех? — продолжал Бойлен. — Ты видел ее на сцене?
— Однажды. Только в школьной пьесе.
В изуродованном упрощенном варианте Шекспира, в самодельных костюмах. Семь столетий тому назад. Парень, игравший Иакова, нервничал и то и дело проверял, не отклеилась ли борода. Гретхен, очень хорошенькая, выглядела странно в трико и вовсе не была похожа на молодого человека, но реплики произносила отчетливо.
— По-твоему, у нее есть талант? — спросил Бойлен.
— Думаю, да. Что-то в ней есть. Когда она выходила на сцену, все сразу прекращали кашлять.
Бойлен рассмеялся, и Рудольф сообразил, что так мог сказать маленький мальчик.
— Я хочу сказать, — поправился Рудольф, — чувствовалось, что зрители начинали смотреть только на нее, следить за ней — не так, как за другими актерами. Наверное, это и есть талант.
— Согласен. — Бойлен утвердительно кивнул. — Она необыкновенно красивая девушка. Но ты как брат, вероятно, не сознаешь этого.
— Почему же, сознаю, — сказал Рудольф.
— Правда? — безразличным тоном произнес Бойлен.
Казалось, он уже утратил интерес к разговору. Он подал знак Перкинсу, чтобы тот убрал грязные тарелки, встал, подошел к большой радиоле и поставил Второй фортепьянный концерт Брамса. Музыка звучала так громко, что дальше они ели в полном молчании. Пять сортов сыра на деревянном блюде. Салат. Сливовый пирог. Неудивительно, что у Бойлена животик.
Рудольф исподтишка взглянул на свои часы. Если ему удастся достаточно рано отсюда выбраться, может, он еще сумеет поймать Джули. Для кино будет, конечно, уже поздно, но, может, ему хоть удастся загладить то, что он вовремя не пришел.
Ужин кончился. Бойлен налил себе рюмку коньяку к кофе и поставил пластинку с какой-то симфонией. Рудольф устал после целого дня рыбалки. От двух бокалов вина в глазах у него зарябило, и он почувствовал, что засыпает. От громкой музыки гудело в ушах. Бойлен держался вежливо, но отчужденно. Рудольф догадывался, что он разочаровал Бойлена, ничего не рассказав про Гретхен.
Погрузившись в кресло, прикрыв глаза и потягивая коньяк, Бойлен весь ушел в музыку. «С таким же успехом он мог бы сидеть один или со своим ирландским волкодавом. Они, наверное, провели здесь не один веселый вечерок до того, как соседи отравили пса. Может, он собирается предложить мне должность своей собаки?» — обиженно подумал Рудольф.
10
Я был во Франции совсем молоденьким… С родителями. Я пережил в Париже свой первый роман. Когда это было? В тысяча девятьсот двадцать восьмом — двадцать девятом. Как же ее звали? Анна? Анетт? Она была прелестна (
12
Уверен, что поеду… Возможно, после университета. Когда страна будет восстановлена (