— Хочешь знать, с кем она трахается? А может, сам догадаешься?
— Нет, не знаю.
— С Теодором Бойланом, вот с кем. Ну, как тебе это нравится?
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво переспросил Рудольф. Он был уверен, что Томас лжет.
— Я выследил их и наблюдал за ними через окно, — равнодушно говорил Томас. — Он спустился в гостиную с голой жопой, а его хрен свисал чуть ли не до колен, ну как у жеребца-производителя, налил в два стакана виски и пошел по лестнице к ней наверх. «Гретхен, тебе принести виски наверх, или ты сама спустишься вниз?» — Томас передразнил Бойлана.
— Ну, она спустилась? — спросил Рудольф, хотя ему не хотелось слышать конец этой истории.
— Нет, и полагаю, ей было неплохо там, в постели.
— Значит, ты не видел, кто там был? — задал Рудольф вполне логичный вопрос, вступаясь за честь сестры. — Там, наверху, в кровати могла лежать любая девушка.
— Послушай, скольких девиц по имени Гретхен ты знаешь в Порт-Филипе? — спросил его Томас. — Во всяком случае, Клод Тинкер видел их вместе, когда она с Бойланом ехала к нему в машине. Она встречалась с ним у магазина Бернстайна в то время, когда должна была дежурить в своем госпитале. Может, и Бойлана тоже ранило? Во время испанско-американской войны[15]? Что скажешь?
— Боже мой, — вздохнул огорченный Рудольф. — С кем! С этим ублюдком Бойланом! — Но даже если бы она переспала вот с этим лейтенантом, который только что вошел в здание вокзала, он все равно защищал бы ее.
— Она, по-видимому, кое-что получает от Бойлана, — небрежно сказал Томас. — Можешь сам спросить у нее.
— Ты когда-нибудь говорил ей об этом? Намекал, что тебе все известно?
— Нет. Пусть себе наслаждается. Тихо-мирно. В любом случае, это же не мой хрен. Я просто отправился туда, на холм, чтобы немного позабавиться и как следует посмеяться. Кто она такая для меня? Ла-ди-да, ла-ди-да, откуда появляются детишки, мамочка?
Рудольф удивлялся, как мог его брат в таком юном возрасте испытывать в такой мере ненависть к окружающим.
— Если бы мы были итальянцами или джентльменами-южанами, — продолжал кривляться Томас, — то мы отправились бы на этот холм, в поместье, и отомстили бы за поруганную честь семьи. Отрезали бы ему яйца или просто пристрелили бы. В этом году я слишком занят, но если тебе угодно сделать это самому, то я даю тебе карт-бланш. Действуй!
— Ты, наверное, страшно удивишься, — сказал Рудольф, — но я могу и предпринять кое-что, если хочешь знать.
— Могу побиться об заклад, — сказал Томас. — Но в любом случае лично я уже кое-что предпринял. Так, просто информация для тебя.
— Что же?
Томас в упор посмотрел на Рудольфа.
— Спроси у отца. Он знает. — Томас встал. — Ну, ладно, мне пора. Поезд не будет ждать.
Братья вышли на перрон. Лейтенант с девушкой целовались. Может, он уже больше никогда к ней не вернется, и это — его последние поцелуи, подумал Рудольф. Что ни говори, но Америка все еще вела войну в Тихоокеанском регионе, дралась с япошками. Девушка плакала, целуя его, а он, пытаясь утешить, нежно гладил ее по спине. Рудольф подумал, а появится ли когда-нибудь у него девушка, которая, стоя на перроне и провожая его навсегда, будет плакать.
Наконец подошел поезд, покрытый густым слоем сельской пыли. Томас вскочил на подножку.
— Послушай, — сказал Рудольф, — если тебе понадобится моя помощь или что-нибудь из дома, напиши, я все сделаю.
— Мне ничего больше не нужно от вашего дома, — резко оборвал его Томас. Он доводил свой мятеж до конца. На его плохо развитом, детском лице была маска веселья, словно сейчас он ехал на забавное представление в цирк.
— Ну что же, — неловко сказал Рудольф. — Желаю удачи! — Все же Томас — его брат, и теперь только одному Богу известно, когда они увидятся снова.
— Могу тебя поздравить! Теперь вся кровать будет принадлежать только одному тебе. И тебе не придется переносить мою вонь, как у дикого зверя. Не забывай надевать на ночь пижаму.
До последнего мгновения не выдавая себя ничем, Том вошел в тамбур и из него в вагон, даже не оглянувшись на брата. Поезд тронулся. Рудольф увидел молодого лейтенанта. Он стоял в коридоре у открытого окна, махая на прощание своей девушке. Девушка бежала по платформе рядом с вагоном. Поезд набирал скорость. Девушка отстала от него. Остановилась на перроне. Она заметила взгляд Рудольфа, и ее лицо тут же помрачнело, стало сразу замкнутым: с него исчезли следы скорбной печали на людях, печальной любви у всех на глазах.
Рудольф вернулся в парк. Посидел немного на скамейке, ожидая автобус от вокзала назад, в Порт-Филип.
15