А это могло означать лишь одно: разум Харви отправился в отпуск, весело помахав ручкой на прощание.
– К-к-как! – ошарашенно выдохнул он несколько минут спустя. – Т-т-точнее, почему?
Он мотнул головой, прогоняя неприятную мысль.
– Зачем?! – заключил он наконец. – Харви, ой, Винвиг, зачем?!
Сама мысль связать свою жизнь с этой женщиной ещё раз приводила его в сущее смятение, потому что он, конечно же, примерил перспективу будущей женитьбы на себя любимого.
– Честно признаюсь, я и сам терзался сомнениями. Однако один немаловажный факт меня убедил.
– М-м-м? – невменяемо промычал Эттенгоф-старший.
Его глаза и без того обещались вылезти из орбит, а язык прочно прилип к нёбу и отказывался ворочаться во рту.
– Я влюблён. И Сибиэла убедительно мне это доказала нынешним утром.
– Как, и тебя тоже окрутила эта… эта…
– К чему это я? – быстро оборвал шефа Винвиг, пока сказанное не заставило его пересмотреть условия найма в столь перспективном месте работы.
Потому что оскорбление любимой женщины, увы, стерпеть бы он не смог. Как и не стерпел бы любой уважающий себя гражданин Нанса и не только.
– Уж будь добр, скажи.
Недовольное ворчание руководства вместо крика несомненно обрадовало секретаря и поэтому он отважился продолжить мысль.
– Мне нужны будут три отпускных, чтобы сыграть свадьбу и отпраздновать сей знаменательный день в узком кругу семьи. О медовом месяце я не мечтаю, поэтому обещаюсь на следующей неделе быть у вас.
– Но это же пять дней!
– Я ошибся, имел в виду, мне нужны три рабочих дня в качестве отгулов, – пояснил Винвиг.
– День, один день, могу тебе дать только один день! – заупрямилось несговорчивое руководство. – И подарков на свадьбу не жди! Чтобы я ещё хоть один тулон потратил на эту женщину! Никогда!
– Поэтому я и решаю вашу проблему путём решения проблемы моей. Ведь, как вам известно, я давно мечтал о семейном счастье и шумном доме, полном улыбчивых деток.
– О, и не мечтай. Сибиэла тебе…
– Прошу, не разочаровывайте будущего молодожёна ещё в самом начале тернистого пути.
И снова секретарь прибегнул к хитрой уловке. Он давил на жалость, которая ещё теплилась в воротиле, хоть и взывать к ней с каждым днём становилось всё труднее и труднее даже ему, Винвигу, проработавшему рядом с ушлым бизнесменом не одну пару лет.
– Что ж, счастья желать не буду и жилетку тоже я тебе не предоставлю, если вдруг пожелаешь выплакаться на моём плече. Но вот бутылочку бурбона я всегда могу с тобой раздавить, если вдруг придётся топить горе в алкоголе, но молча. И ни слова больше о ней.
– Три дня, и больше не буду даже намекать о её существовании, – демократично предложил Вин новую сделку.
А чтобы подкрепить слова действием, подошёл к столу и достал оттуда чистый листок и стал на нём быстро черкать заявление, обременённое одним существенным условием.
– Предлагаю вам следующее… – читал он вслух.
Эттенгоф заметно воодушевился, едва его разум вернулся в привычную колею и стал рассматривать происходящее через призму товарно-денежных отношений.
– На-на-на, – напевал он голосом, читая строчку за строчкой. А для этого подошёл ближе и встал рядом с Винвигом, то и дело приговаривая: – Та-та-та, та-ак, а вот тут запятая… Ага.
По окончанию совместного творения свет увидел некий документ, в котором были учтены интересны сразу трёх сторон. Винвига, его будущей жены, намеренно не названной никак иначе, чтобы не вызывать лишнего раздражения одного из подписантов, и самого Эттенгофа-старшего.
– И учти. Я даю тебе отпуск только в том случае, если мой сын будет смирно себя вести и не ввяжется ни в какую авантюру. Иначе мне самому не расхлебать всю ту кашу, которую он способен заварить одной лишь силой своего обаяния. Молодой красавец внешностью и характером пошёл весь в мать, увы, о чём я с прискорбием вспоминаю каждый раз, как его вижу.
– Быть может, вам следует увидеть в нём личность, а не только одну лишь родственную связь с ненавистным вам человеком? – Винвиг, как бывало и ранее, попытался дать шефу дельный совет. Однако наткнулся на очередную колкость за авторством раздражённого руководства.
– Берегись, мой дорогой секретарь. Ты теперь тоже переходишь в разряд опосредованной родни, как бы я не перестал видеть личность в тебе, а не лишнее напоминание о бездарно прожитых днях с этой женщиной. Ох, от них одно расстройство! Позови Моуси, пусть подготовит мне микстуру от изжоги. Всё, иди, я больше не намерен ни с кем разговаривать этим утром, если только сам принц Офренский не заявится в наш отель, чтобы лично выказать почтение моему шедевру архитектурного искусства.