— Да, но всего на несколько дней. К несчастью, я устроен так, что не могу подолгу безвылазно жить в городе. Время от времени мне просто необходимо сменить обстановку, выбраться на природу.
— Я никогда не была в Шотландии. А где находится ваш замок?
— На побережье Лох-Несса. — Гарри взглянул на нее и улыбнулся в первый раз за все время их обратного пути. — Там замечательно! Десятки, если не сотни миль вересковых пустошей, окруженных высоченными горами! Я готов отдать все что угодно за возможность жить там постоянно. Вы не представляете, насколько спокойно и умиротворенно там себя ощущаешь. Обязательно съездите в Шотландию.
— Я бы с удовольствием… но не знаю, получится ли. Вероятно, уже скоро мне придется возвращаться в Штаты… — Морган выжидающе замолчала.
— Какая жалость! Я думал, вы задержитесь здесь еще на какое-то время, — ответил Гарри, не сводя глаз с дороги.
— К сожалению, не могу. Это зависит не только от моего желания, но еще и от родителей. — Морган помолчала с минуту, а потом развернулась к нему и добавила непринужденно: — Если вы уезжаете через десять дней, я могла бы задержаться и составить вам компанию. Мне ужасно хочется взглянуть на ваш замок. Не исключено, что это единственный мой шанс побывать в Шотландии — кто знает, когда я еще раз выберусь из Штатов.
К ее огромному облегчению, Гарри вдруг просиял слегка смущенной улыбкой.
— Прекрасная идея! — воскликнул он. — Мы могли бы вылететь в среду, и тогда у меня будет масса времени показать вам окрестности до приезда остальных.
— Остальных? — упавшим голосом переспросила Морган. «Нет, только не это! Скажи, что я ослышалась! Умоляю, скажи!» — твердила она про себя. Ее охватил панический ужас, а сердце забилось с болезненной частотой.
Гарри, казалось, не замечал перемены в ее побледневшем, осунувшемся лице и как ни в чем не бывало продолжал:
— Еще приедут родители, Дэвид Риджлей с женой и Фицхаммонды с Элизабет.
Приговор был оглашен. Но Морган взяла себя в руки и решила выжать из тех четырех дней, которые они проведут с Гарри вдвоем, все, что возможно.
— Джони сюда звонила? — Хант рухнул в кресло и обхватил голову руками. — Дорогая, прости меня! Она, наверное, была пьяна?
Тиффани молча кивнула, стараясь не расплакаться от обиды.
— Черт побери! Хотел бы я знать, откуда она узнала про тебя? Ума не приложу. Я всегда был так осторожен. Она, конечно, предполагала, что у меня кто-то есть, но как она вычислила тебя? Тифф, дорогая моя, какая ужасная неприятность!
— Что нам теперь делать, Хант?
Он подошел к ней и заключил в объятия.
— А что тут можно сделать? Я не могу жить без тебя, ты знаешь. Я никогда никого так не любил.
Тиффани опустила голову ему на грудь, и слезы неудержимым потоком хлынули из ее глаз.
— Я тоже люблю тебя, милый. Я не вынесу разлуки с тобой.
Она прижалась к нему изо всех сил, словно хотела таким образом слиться с ним, стать неотъемлемой частью любимого. В этом человеке была сосредоточена вся ее жизнь, во всяком случае, личная жизнь. Работа необходима и мужчине, и женщине — она помогает осознать свою общественную значимость и нужность, способствует развитию полноценной личности. Тиффани находила в работе удовольствие, любила ее. Но работа не может согреть ночью в одинокой постели! Как будто прочитав ее мысли, Хант отстранился и, внимательно взглянув ей в глаза, сказал:
— Мне бы хотелось добиться развода. В теперешнем положении это самое разумное и естественное. Но видишь ли… ты не представляешь, как я страдал, когда развелись мои родители. Я долгие годы не мог им этого простить. Если бы удалось уберечь от этой травмы Гуса и Мэта… — Хант замолчал. В его памяти всплыло тягостное воспоминание о том далеком дне, когда отец собрал вещи и навсегда ушел из дома. Каким одиноким он вдруг себя почувствовал! Шли дни и месяцы, а он не переставал спрашивать у матери, когда же отец вернется, не осознавая еще, что их разлуке не будет конца. А Гус и Мэт такие славные, доверчивые ребята, он так их любит… Хант тяжело вздохнул.
Прошлым вечером он пришел домой рано и успел прочитать сыновьям на ночь сказку. Гус лежал в постели в обнимку с бурым медвежонком и не сводил с отцовского лица восторженных глазенок до того момента, когда Хант прочел последнюю строчку о счастливой супружеской паре, которая стала «жить-поживать и добра наживать».
— А почему вы с мамой несчастливы? — спросил он вдруг с недетской серьезностью.
— Ну что ты! С такими детьми, как вы с Мэтом, родители не могут быть несчастными! — весело отозвался Хант, с трудом проглотив горький комок, который встал у него поперек горла. Он поднялся и стал укрывать сына одеялом. — Давай спи. Пусть тебе приснится что-нибудь хорошее.
— Спокойной ночи, папа, — уже засыпая пробормотал малыш и зарылся в одеяло вместе с мишкой. И тут Хант услышал доносящиеся с соседней кровати сдавленные, приглушенные рыдания.
— Мэт! — Он стянул одеяло с головы старшего сына и потряс его за плечи. — Мэт, что случилось?
— Ты… ты… — личико Мэта покрылось красными пятнами, глаза распухли от слез. — Ты… никогда от нас не уйдешь, правда?
Хант вытащил сына из-под одеяла и посадил к себе на колени.
— Что за глупости лезут тебе в голову! Я твой отец. Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе. Ну как я могу оставить вас, сам подумай!
— А мама говорит… — начал было Гус, высовываясь из своего теплого логова.
— Мама известная шутница, вы же знаете! — рассмеялся Хант, стараясь не показать виду, что взбешен выходкой жены. Как ей только в голову пришло сказать детям такое! Если их супружеские отношения и дали трещину, то детей это не должно коснуться ни в коем случае. Хант помнил, как после развода мать частенько изливала душу, обрушивая на его детские плечи бремя ненависти и презрения к отцу, а он, тогда совсем еще малыш, ничего не понимал и только злился на них обоих. — Послушайте-ка, что я вам скажу. Наша мама — актриса. Она любит играть самые разные и неожиданные роли… то есть притворяться тем или иным человеком. Вот как вы, например, любите играть в ковбоев и индейцев.
— Это глупая игра, — со знанием дела заметил Гус.
— Все игры в какой-то степени глупые. Мама на своем веку перечитала кучу сценариев, стараясь отыскать в них подходящую роль для себя. Я думаю, что она выбрала вас в качестве зрителей, чтобы понимать, насколько убедительна ее игра. — Хант говорил все это в надежде, что сыновья ему поверят, и многое зависело от того, удастся ли ему справиться с душевным волнением и выглядеть уверенным в своей правоте. Он вытер слезы со щек Мэта и уложил его в постель. — Запомните, мама может говорить что угодно, но вы не должны принимать ее слова всерьез. Я никогда вас не оставлю, мы всегда будем вместе, понятно? Все, а теперь спать.
Мэт молча кивнул в ответ, а Гус улыбнулся и крепче прижал к себе медведя.
Хант вышел в коридор, тихонько притворил за собой дверь и прислонился к стене, чувствуя, что оказался в западне. Дети любили его, слепо ему верили. Он не мог предать их и навечно поселить в неокрепших душах ненависть к людям, заставить страдать от одиночества, как сам страдал когда-то. Но была также Джони. И Тиффани — его любовь, его жизнь.
Словно угадав причину его грусти, Тиффани потянулась и прижалась щекой к его щеке. Она хотела помочь ему, взять на себя часть его мучений. Но как это сделать?
— Я останусь у тебя сегодня, Тиффани, — сказал вдруг Хант, и в его голосе прозвучал вызов судьбе, миру, самому себе. — Пусть будет что будет. Я не могу уйти от тебя. — Он жадно приник к ее губам, а его ладони сжали теплые холмики грудей с отвердевшими сосками. — Ты нужна мне, Тифф… — Голос стал глухим и превратился в тихий стон, когда он опустил ее на софу. — О Боже, как ты нужна мне!
Медленно и умело Хант принялся раздевать ее, покрывая нежными поцелуями каждый островок желанного тела, с которого спадала тонкая ткань, вдыхая сладостный аромат нежной кожи, наслаждаясь ее упругой шелковистостью. Наконец она предстала перед ним полностью обнаженной. Полуприкрыв глаза и мягко улыбнувшись, Тиффани обвила его шею руками и притянула к себе. Хант зарылся лицом в ее душистые волосы и почувствовал, как вожделение наполняет каждую клетку его тела.