Как обычно, пресса немножко исказила события.
Морган лежала в белой палате с высоким потолком и старинными овальными окнами, пребывая то в наркотическом сне, то в депрессии. Ледяное отчаяние и полная апатия парализовали ее волю. Время от времени у Морган появлялось ощущение, что она летит в бесконечную черную пропасть. Тогда глаза ее наполнялись слезами беспомощности, а сердце замирало в груди от страха. Она не находила в себе сил вырваться из плена мрачных мыслей и благословляла таблетки, которые повергали ее в спасительное забытье.
В один злосчастный миг она превратилась из блистательной, всеми любимой графини Ломонд в никому не нужную Морган Калвин, у которой нет ни достойного прошлого, ни надежд на будущее. Можно ли найти утешение в привлекательной внешности и капитале отца, если двери в сказочный мир, где она недавно купалась в лучах славы, раз и навсегда захлопнулись перед самым ее носом!
Расставаясь с Гарри, она должна проститься с балами в Букингемском дворце, открытием парламентских слушаний, на которых она присутствовала в алой бархатной мантии, украшенной графскими регалиями, с королевскими скачками, поло в Виндзоре, обедами в Мэйфаре и приемами в Бельгравии. Всему конец. Список потерь можно продолжать до бесконечности. Но главное, не будет охотничьего сезона в Шотландии и вечеринок на площади Монпелье. Все в прошлом.
Морган с болью думала о том, что ей никогда уже не переступить порога ни одного из аристократических салонов Лондона, и слезы унижения струились по ее щекам. Но самой ужасной представлялась ей мысль, что она уничтожила свое счастье собственными руками. Если бы обратить время вспять, открутить его, как кинопленку, на много лет назад и вернуться в ту пору детства, когда все любили ее и восхищались ею, а родители испытывали за нее гордость! Детство ассоциировалось у Морган с землей обетованной и с «золотым веком». Что случилось с той маленькой девочкой, которая когда-то была так счастлива? И что ей делать теперь?
— Разумеется, она всегда может приехать и остановиться у нас, — говорил Джо Гарри по телефону. — Если она слаба, пусть отправляется в путь под присмотром сиделки.
— В этом нет необходимости, — отвечал Гарри. — В клинике не видят оснований для тревоги. Пока же к Морган никого не пускают. Даже Тиффани не удалось повидаться с ней. Но доктор уверяет, что при постельном режиме и полном покое она будет на ногах через неделю.
— По-моему, единственное, что нужно сейчас Морган, это хорошая еда, солнце и свежий воздух, — проворчал Джо. — Неделя в Саутгемптоне поставит ее на ноги скорее, чем все ваши врачи, вместе взятые. А где Тиффани?
— Я проводил ее в аэропорт несколько часов назад. Скоро они будут в Лос-Анджелесе.
— Хорошо. Ну что ж, Гарри, видно, так тому и быть… — пробурчал Джо.
— Я очень сожалею, что так вышло. Во многом я сам виноват.
— В таких делах бессмысленно искать виноватого. Развод — всегда итог взаимных усилий супругов.
На этом их разговор закончился. Джо повесил трубку и стал прикидывать в уме, во сколько миллионов долларов обошлось ему неудачное замужество Морган.
Лавиния Ломонд завтракала с родителями Элизабет, графом и графиней Фицхаммонд. Разговор вращался вокруг тем, живо интересующих обе стороны.
— Гарри сказал мне, что Морган вернется в Америку, как только ее выпишут из клиники, — сообщила присутствующим вдовствующая графиня Ломонд. — Будем надеяться, что с ее отъездом скандальные газетные публикации прекратятся. Вы видели, дорогая, что написали в сегодняшнем «Дейли экспресс»? Это просто ужасно!
— Да, довольно неприятно, — пробормотала леди Фицхаммонд.
— Интересно, что Морган не спасает от газетчиков даже ее бесспорная красота, — вмешался отец Элизабет. — Будь она не так привлекательна, пресса интересовалась бы ею куда меньше и теперь бы уж точно пощадила.
Лавиния бросила в сторону графа укоризненный взгляд.
— Элизабет так счастлива, что все в конце концов утряслось и близится к развязке, — воскликнула леди Фицхаммонд. — Они с Гарри захотят зарегистрироваться в магистрате, а затем мы устроим в их честь прием в Военно-морском клубе.
— Это было бы великолепно! — одобрительно улыбнулась Лавиния. — Особенно на фоне предыдущей свадьбы Гарри. Казалось, меня хватит удар, когда я вышла из церкви Святой Маргариты и увидела всех этих репортеров и даже кинокамеры! Как это было отвратительно! Нувориши не могут примириться с тем, чтобы церемония проходила в рамках благопристойности, им обязательно надо превратить ее в дешевый карнавал!
— Да, это верно, — кивнула мать Элизабет. — Но вряд ли можно обвинять в этом Морган. По-моему, инициатива исходила от ее родителей.
— Глупости! — возразила Лавиния. — Ей предоставлялась масса шансов продемонстрировать хорошие манеры, но она ими не воспользовалась! Морган самая испорченная и эгоистичная женщина из всех, которых мне довелось встретить в жизни. Слава Богу, что Гарри наконец прозрел. Если бы он послушался меня с самого начала, то прекрасно жил бы сейчас с Элизабет и был бы счастлив. Она просто прелесть! И кроме того, у нее безупречная родословная! По-моему, это самое главное для брака.
— Совершенно с вами согласна, Лавиния, — подтвердила леди Фицхаммонд, хотя втайне симпатизировала Морган, более того, была очарована этой блистательной и полной неукротимой энергии красавицей. Рядом с Морган собственная дочь казалась ей блеклой и неинтересной. Но теперь любящую мать прежде всего занимало будущее Элизабет, которой выпал случай удачно выйти замуж. Жаль только, что у них никогда не будет детей! — Я слышала, Морган серьезно больна?
— Она просто притворяется и стремится всех разжалобить, — заверила ее Лавиния. — Все еще надеется вернуть Гарри. Слава Богу, он больше не подвластен ее чарам, но мне будет спокойнее, когда она вернется в Америку.
— А… как быть с ребенком?
— Его уже увезли. Согласитесь, что просто неприлично иметь под боком бастарда! — Лавиния вдруг замолчала, отпила из бокала вина и покраснела. — Конечно, ребенок не виноват в том, что он незаконнорожденный, однако… впрочем, вы понимаете мою мысль.
— Еще бы! — воскликнул лорд Фицхаммонд. — Ведь вы так хорошо относитесь к Эндрю Фландерсу, хоть он и рожден вне брака. Разве скажешь, что он страдает от своего положения! Вы так добры к нему, словно он ваш родной сын, а не племянник. Из него получился славный и добропорядочный молодой человек, и в этом целиком ваша заслуга!
Лавиния смутилась и, ставя бокал на стол, неловко задела чашку и пролила вино на белоснежную скатерть.
— О, прошу прощения! — вскричала она.
— Ничего страшного, не беспокойтесь!
Граф промокнул пятно крахмальной салфеткой и сказал:
— Кстати, я знал его мать.
— Вот как? — пробормотала Лавиния, и ее рука невольно потянулась к нитке жемчуга на шее и начала нервно теребить ее. — Но ведь она… я слышала, что это какая-то хористка!
— Ничего подобного. — Граф был польщен тем, что внимание обеих дам полностью сосредоточилось на нем. — Она из родовитой семьи. Когда это произошло, я учился в Оксфорде. Однако мне удалось познакомиться с ней на одном из балов. Чудесная девушка! И происхождения самого завидного.
— О Седрик! Кто она? Откуда ты ее знаешь? — оживилась его жена. — Она была разведена?
— Вовсе нет! Юная девушка. Она тайно уехала рожать в Швейцарию, а потом вернулась в Лондон и сделала прекрасную партию.
— Какая удивительная история! — воскликнула его жена.
Лавиния заинтересованно разглядывала узор на тарелке. Лорд Фицхаммонд налил себе еще вина и продолжал:
— Ангус Фландерс не захотел на ней жениться, однако взял ребенка в дом и дал ему соответствующее воспитание. Разве не так, Лавиния? Вы приветили малыша, и он с детства привык воспринимать вас с Эдгаром, как своих родителей.